Песнь Кали

– Да, на несколько минут. Надо передать кое-кому эти книги. Совсем ненадолго, детка– Я стоял в дверях.– Слушай, проверь, чтобы все было закрыто и накинь цепочку, ладно? Не открывай никому – только мне. Если телефон зазвонит, пусть себе звонит. Не бери трубку. Договорились?

– Но почему? Что…

– Сделай так, как я сказал, черт побери. Я вернусь минут через тридцать. Амрита, пожалуйста, сделай, о чем я прошу. Объясню потом.

Я шагнул было прочь, но остановился, увидев, как Виктория дрыгает ручками и ножками на одеяле, куда ее уложила Амрита, чтобы переодеть. Я прошел в комнату, подбросил дочку в воздух и подул ей на животик. Она была голенькая, мягкая и ерзала от избытка чувств. Девочка улыбнулась мне во весь рот и потянулась пухленькими ручонками к моему носу. От нее пахло детским шампунем, а кожа была невообразимо нежной. Я уложил дочь на спинку и сделал ее ножонками велосипед.

– Присмотри за мамочкой, пока я не вернусь. Ладно, маленькая?

Я поцеловал ее в животик, коснулся губами щеки Амриты и быстро вышел.

К Калигхат я так и не попал. Только я вышел из гостиницы и начал соображать, как избавиться от книги Даррелла, рядом со мной остановился черный «премьер». За рулем сидел коренастый в хаки. Какой-то незнакомец открыл заднюю дверь.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Лузак.

Я отступил назад, прижав пакет с книгами к груди.

– Я… я собирался пойти… встретиться с кем-то возле Калигхат,– растерянно пробормотал я.

– Садитесь, пожалуйста.

На несколько секунд я застыл как вкопанный. Потом посмотрел вдоль улицы – сначала в одну, потом в другую сторону. До входа в гостиницу было всего шагов двадцать. Молодые, состоятельные на вид супруги-индийцы смеялись, стоя под навесом, а портье в это время выносили их багаж из серого «мерседеса».

– Вот,– сказал я.– Это то, что я ему обещал. Завернув верхнюю часть пакета, я протянул его человеку на заднем сиденье.

Он даже не шевельнулся, чтобы забрать книги.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Лузак.

– Но зачем?

Он вздохнул и потер нос.

– Поэт хочет вас видеть. Это ненадолго. Он сказал, что вы согласны.

Плотный водитель нахмурился и повернулся вполоборота, как бы желая что-то сказать. Человек сзади слегка прижал ладонью его запястье и снова заговорил:

– У поэта есть нечто, что он хотел бы вам передать. Садитесь, пожалуйста.

Я удивился сам себе, когда пригнул голову, чтобы забраться в машину. Дверца захлопнулась, и мы влились в автомобильный поток. В калькуттскую ночь.

Дождь и свет. Шоссе, примыкающие улицы, переулки и раскисшие колеи возле нагромождений развалин. Мерцание фонарей и отражения городских огней. И среди всего этого я ждал, что капалика вот-вот обратится ко мне и потребует книги для проверки. И еще я опасался, что вслед за этим последуют крики и удары.

Мы ехали в молчании. Пакет с книгами лежал у меня на коленях, а я сидел, повернувшись к окну, хотя, как помню, кроме своего бледного отражения почти ничего не видел. Наконец мы остановились перед высокими железными воротами. Где-то неподалеку две долговязые кирпичные трубы извергали в небо пламя. Днем я приходил сюда с другой стороны. Из пелены мороси возник человек в черном, открыл ворота и пропустил нас.

Фары высвечивали пустые кирпичные строения, железнодорожные ветки и небольшую горку грязи, на которой валялся заброшенный грузовик, полузаросший бурьяном. Остановились мы перед широкой дверью, освещенной желтой лампочкой. В пятне света кружилась мошкара.

– Выходите, пожалуйста.

Внутри было много дверей и коридоров. К нам присоединились двое в черном с фонариками. Откуда-то доносились приглушенные звуки ситара и барабанный бой. Наверху узкой лестницы мы остановились, и люди в черном резко обратились к водителю. Потом начался обыск.

Один из них взял пакет с книгами. Я покорно стоял, пока грубые руки похлопывали меня по бокам, ощупывали бедра, скользили вверх-вниз по ногам. Водитель открыл пакет и достал три верхние книжки в бумажных обложках. Он перелистал их почти сердито, швырнул обратно и извлек из пакета книгу побольше, в переплете. Он показал ее остальным. Это был не Даррелл. Человек в хаки бросил ее обратно, завернул пакет и отдал мне, не говоря ни слова.

Я остался на месте. Ко мне возвращалась способность дышать.

Капалика в черном махнул фонариком, и я последовал за ним по еще одной короткой лестнице, а потом направо, по узкому проходу. Он открыл дверь, и я вошел.

Комната была не больше той, где мы с Дасом встретились в первый раз, но здесь не было занавесей. Керосиновая лампа стояла на деревянной полке рядом с фарфоровой чашкой, деревянными мисками, несколькими книгами и бронзовой статуэткой Будды. Странно, что воплощение Кали держит у себя изображение Будды.

На полу рядом с низким столиком, сгорбившись и скрестив ноги, сидел Дас. Он изучал тонкую книжечку, но при моем появлении поднял взгляд. Более яркий свет делал его недуг еще очевиднее.

– А, мистер Лузак.

– Это я, мистер Дас.

– Очень любезно, что вы пришли еще раз.

Я оглядел комнатушку. Открытая дверь сзади вела в темноту. Откуда-то доносился запах ладана. Я едва слышал нестройное бренчание ситара.