— Почему же? Филибер де Монтуазон находится между жизнью и смертью, а значит, пока вполне безобиден. А о том, виновен он в преступлении или нет, пускай судит Всевышний…
— И все же я уверена, что…
— Верить — ваше право, Альбранта. А мое право — следить за тем, чтобы правила и мораль, принятые в нашем ордене, строго соблюдались. Лоран де Бомон уверен, что с Филибером де Монтуазоном им делить было нечего, кроме любви дамы, он сам вам об этом сказал. Обобщения уведут нас еще дальше от правды. Давайте подождем.
— Это…
Она замерла, не закончив фразу.
— Кто-то приехал? — удивленно произнесла Альбранта, поворачиваясь к двери.
Аббатиса смотрела в том же направлении, удивленная и рассерженная одновременно.
— Боже милосердный! — пробормотала, крестясь, сестра-целительница, в то время как с невозмутимым и надменным видом в лечебницу, игнорируя все правила, входила Сидония де ля Тур-Сассенаж.
В тот же миг Филиппина, которая как раз сделала все, что было нужно, в закутке, где находился Филибер де Монтуазон, раздвинула занавески.
— Кузина! — она задохнулась от радости.
Если Сидония и удивилась, увидев ее такой бледной, с заострившимися чертами лица, она никак это не показала — просто раскрыла объятия, в которые девушка бросилась, пробежав мимо монахинь и даже не заметив их. Они обнялись, но отстранились друг от друга, как только к ним подошли аббатиса и сестра Альбранта, обе серьёзные и безмолвные.
— Где мой отец? — спросила Филиппина, озвучивая немой вопрос монахинь.
— Ему пришлось задержаться в Сассенаже, — ответила Сидония. — Но тебя заберу я.
— Я в этом сомневаюсь, — сухо бросила аббатиса. Сидония выдержала взгляд настоятельницы. Предлагая барону Жаку поехать вместо него в Сен-Жюс де Клэ, она знала, что столкнется с трудностями, поэтому достала из рукава рекомендательное письмо, которое ее любовник позаботился составить.
— Иди и собери вещи, Филиппина. А нам с аббатисой нужно уладить кое-какие формальности.
Брови аббатисы сошлись над переносицей. Какая самонадеянность! Она приняла неприступный вид и бросила Сидонни:
— Следуйте за мной!
Та повиновалась без слов.
Как только дамы вышли, сестра Альбранта ласково погладила Филиппину по плечу.
— Идем, моя Елена, — сказала она грустно. — Похоже, пришло время тебе нас покинуть. Пусть эти двое там воюют, а мы пока соберемся. Хочу дать тебе несколько советов и открыть пару-тройку секретов.
— Притворяться бессмысленно, вы мне не нравитесь и я не испытываю к вам хоть сколько-нибудь уважения, — без обиняков заявила аббатиса, как только за ними с Сидонней закрылась дверь ее кабинета.
Женщины стали друг напротив друга. Их взгляды встретились.
— Я бы удивилась, услышав иное, преподобная мать.
— В таком случае покончим с этим поскорее, — сказала аббатиса, направляясь к письменному столу — своему надежному убежищу.
Сидония стояла и смотрела, как она садится и твердой рукой ломает на послании печать. Понимая, что сесть ей не предложат, она позаботилась о себе сама, категорически отвергнув навязываемую ей монахиней роль подсудимой на суде. Аббатиса пробежала глазами по листку, исписанному элегантным почерком барона Жака, потом отложила письмо в сторону.
— Этот верительный документ не наделяет вас правами в полной мере, — начала она.
— Совершенно верно, однако он налагает на меня определенные обязательства, а именно: вернуть оклеветанную и униженную дочь ее отцу. С вашего согласия или без него.
— Чтобы воспитать ее по собственному образу и подобию, я так полагаю, — криво усмехнулась аббатиса.
— Я воспитана лучше, чем вы, судя хотя бы по тому, как выглядит бедная Филиппина!
Аббатиса сцепила зубы, таким сильным было желание немедленно выставить эту нахалку за дверь. Руки ее, лежавшие на столешнице, сжались в кулаки.
— Барон требует объяснений, фактов, и я вам их предоставлю, — громыхнула она. — Только что в лечебнице вы видели одну из жертв недостойного поведения вашей кузины, мессира Лорана де Бомона, с которым даже не сочли возможным поздороваться.
— Он спал, — отметила Сидония, пожимая плечами. Если это все, что аббатиса может поставить в вину Филиппине, она, Сидония, быстро утрет ей нос…
— Предположим, — отозвалась аббатиса. — А что касается шевалье де Монтуазона, который умирает в той же комнате, вы, без сомнения, тоже скажете, что он спит, — Филибер де Монтуазон? — удивилась Сидония.
Ее замешательство было так очевидно, что аббатиса спросила себя, не кроется ли разгадка тайны, которую они только что обсуждали с Альбрантой, в любовных проделках этой развратницы.
— Вы так к нему привязаны? — повысив голос, спросила монахиня.
К Сидонии тотчас же вернулось самообладание.
— Наши отцы дружили, но мы с Филибером давно не виделись, — ответила она, не посчитав нужным добавить, что при последней встрече она обнимала его торс ногами и вскрикивала в такт его движениям взад и вперед.
— Сомневаюсь, что вы его узнаете, — сказала аббатиса, понимая, что другого ответа она не получит.