Песнь копья

— Походная похлёбка, — сказал последний, — пища завоевавшая уважение многих бродяг и торговцев своей простотой и сытностью. Рецепта у неё нет, просто берёшь и добавляешь всё, что завалялось в мешке: сушёное мясо, сухари, немного гороха, крупы и последний кусочек сала. Допускаю возможность того, что вам доводилось слышать о нюансах архаддирской кухне, под коими я, несомненно, подразумеваю привычку всё смешивать и перемешивать, сочетая порой несочетаемое. Наш большой друг молчаливо отклонил моё предложение разделить сей скромный ужин, так что можно не отказывать себе в добавке, мадам.

— Откажусь.

Райла прислонила к стене Олтахар, бросила седельные сумки рядом с очагом и там же уселась сама. Мебели в доме не было, зато были большие щели в дощатом полу, сквозь которые тянуло сыростью, и большая дыра вместо трети потолка. Оный хорошо подгнил без людей и провалился, соединив жилую комнату с чердаком. Охотница вытащила из сумки пластинку вяленой конины и галету, прочную как гранит, во фляге ещё осталась почти не цветшая вода. Архаддирец, глядя на её сосредоточенное жевание, проглотил три ложки горячего варева. Затем он отложил свою миску и наполнил из котелка другую, преподнеся её женщине.

— Окажите честь.

— Уйди и забери с собой…

Её перебило урчание собственного желудка, предательское и громкое. Охотница не видела горячей жидкой пищи уже бог весть сколько суток.

— Мадам, — он попятился, изображая ещё один поклон, — воля ваша, — коль не нуждаетесь в подобном подкреплении сил, пустите миску в стену, отпихните сапогом, всё, что угодно, лишь бы совесть не мучала моё чуткое сердце. Как человек благородного духа, коим я, клянусь честью, искренне себя полагаю, не имею сил душевных насыщаться при голодной даме.

— Только замолчи, — проворчала Райла и, чувствуя досадную неловкость, полезла в сумку за своей ложкой. — Я не привыкла ходить в должниках.

— Вы ничего не должны мне, мадам…

— Я мадемуазель.

— Простите, молю бога ради! Я стал жертвой поспешных суждений, как неучтиво с моей стороны, ей богу! Вы ни в какой степени не становитесь мне должны, мадемуазель, ибо скрашиваете долгое одиночество приятной компанией.

Её хмурый и холодный взгляд был ему ответом.

— Кажется, нам не выпало доселе оказии быть представленными друг другу. Пожалуйста, не отвлекайтесь от еды, а я пока исправлю эту досадную оплошность. Мэтр Клеменс Люпьен, профессор астрономии из Архаддирского королевского университета. Бывший.

Райла подула на ложку и осторожно, с недоверием, поместила её в рот. Варево оказалось сносным на вкус, густым, а главное, — горячим.

— Ты звездочёт?

— Это несколько упрощает суть моего ремесла, но не могу не признать, что основной смысл вы уловили совершенно верно, да.

— А на фургоне написано, что таксидермист.

— Ах-ха! — обрадовался говорун и чуть не уронил пенсне в тарелку. — Воистину! На сороковом году прозрение коснулась этого глупого чела, и я узрел-таки, что тела земные ближе мне, чем тела небесные. Во всех смыслах. — Видимо, это было остротой, ибо архаддирец позволил себе смешок. — Жаль я не понял этого раньше! Видите ли, таксидермия, это…

— Я не тёмная вилланка, — грубо прервала Райла, хотя на самом деле была рождена именно простолюдинкой, — знаю кое-что. Ты чучельник.

— И вновь призвание моё принижено несправедливо, впрочем, не отдам сердце пустой обиде. Верно, так странно и гротескно изогнулся мой жизненный путь, заставив сначала столько лет посвятить созерцанию холодных светил ночи, когда радость находилась совсем рядом, здесь, в мире смертной плоти…

— И всё же, — Райла Балекас поглядела на носки своих сапог, — безумно хотелось стянуть обувь и проветрить взопревшие ступни, — что чучельник делает в безлюдных землях посреди весны один?

Архаддирец проглотил ложку похлёбки.

— Ищу тела, подходящие для моей работы, мадемуазель.

— Чего-чего, а всяких тел здесь немало, Молчаливый Фонарщик неустанно трудится.

— Любая падаль не сгодится, — сказал он таинственным голосом. — Я, мадемуазель, понял, что моё призвание, — делать чучела… монстров!

Она недоверчиво изогнула бровь.

— Ты…

— Охотник! — с некой бравадой поведал говорун. — Либо же, воздавая дань почтения древним языкам Вестеррайха, — элиминатор[26]!

Он сунул руку за пазуху очень аккуратно, прикрываясь, будто девственница, боящаяся, что мужской взор коснётся её молочно-белых персей, и вытащил тонкую цепочку с жетоном. Медная пластина в форме небольшого щита, носила чеканный образ колокола, несколько слов на церковно-гроганском языке и номер.

— Не могу поверить, что ты охотишься на чудовищ, — проговорила Райла.

Этот человек явно был непрост, однако опытный глаз не видел в нём силы схлестнуться с тварями ночи.

— До вас, мадемуазель, мне действительно далеко, но недостаток силы, искусности, я компенсирую широким охватом знаний и практических умений: ловушками, приманками, ядами, всем тем, для чего нужны мощи разумные, — не телесные. Так и живу.