Мальчишка спрыгнул сверху, со скал, демонстрируя подлинные чудеса акробатики: перекувыркнулся в воздухе и ловко приземлился на ноги перед Ваэлином. В одной руке у него была палица, в другой – длинный кривой нож. Мальчишка был гол по пояс и тощ, как борзая. Лет ему было, навскидку, от четырнадцати до шестнадцати. Голова у него была обрита, с вычурной татуировкой над левым ухом. Гладкое, угловатое лицо напряглось в предвкушении боя, и он хрипло выкрикнул свой вызов на языке, которого Ваэлин никогда не слышал.
– Извини, – сказал Ваэлин, – я по-вашему не понимаю.
Мальчишка-лонак, очевидно, принял это либо за оскорбление, либо за принятие вызова, потому что тут же атаковал, подпрыгнув в воздух, вскинув над головой свою палицу и отведя руку с ножом назад для удара. Отработанное движение, выполненное изящно и четко. Ваэлин отступил вбок, уклоняясь от палицы, перехватил руку с ножом и ударил мальчишку в висок раскрытой ладонью. Мальчишка рухнул без сознания.
Рука метнулась к мечу, Ваэлин огляделся в поисках новых врагов, окинул взглядом скалы над дорогой. «Где один, там и другие! – предупреждал его брат Артин. – Поодиночке они не ходят!» Однако никого не было: ни звука, ни запаха, ничто не нарушало слабое шуршание дождя по камням. Плюй явно ничего не чуял. Он принялся теребить ноги мальчишки в кожаных обмотках.
Ваэлин отвел коня в сторону, получив удар копытом, почти не достигший цели, и наклонился, чтобы осмотреть мальчишку. Дышал он ровно, кровь не шла ни из ушей, ни из носа. Ваэлин уложил его так, чтобы он не подавился собственным языком, и повел Плюя дальше.
Еще через час ущелья сменились тем, что брат Артин называл Каменной Наковальней. То был самый странный и непривычный пейзаж, какой доводилось видеть Ваэлину: во все стороны тянется практически голый камень, лишь там и сям небольшие озерца дождевой воды, да скалистые вершины вздымаются над волнистой поверхностью, точно огромные деформированные грибы. Ваэлин мог только гадать, что за причуда природы создала подобный пейзаж. Кумбраэльцы утверждали, будто их бог сотворил землю и все, что на ней есть, в одно мгновение своего ока, но, видя прорытые водой и ветрами борозды во вздымающихся над ним вершинах, Ваэлин понимал, что этому месту потребовалось немало веков, чтобы сделаться таким причудливым и необычным.
Он вновь сел в седло и шагом поехал на север, преодолев до темноты еще десять миль. Заночевал Ваэлин под самой большой из вершин, какую сумел найти. Он, как и накануне, плотно закутался в плащ и попытался заснуть. Глаза у него уже слипались, когда лонакский мальчишка напал снова.
Мальчишка что-то гневно выкрикивал на своем неведомом наречии, пока Ваэлин обматывал ему грудь веревкой. Руки уже были связаны у него за спиной. На виске у него красовался багровый синяк, еще один набухал под носом, там, где костяшки пальцев Ваэлина ударили в нервный узел, отчего малый и упал без сознания.
– Ниша улнисс не Серантим! – вопил мальчишка на Ваэлина. Его разбитое лицо было искажено ненавистью. – Херин! Гарнин!
– Да заткнись ты, – устало сказал Ваэлин и сунул мальчишке в рот тряпичный кляп.
Он оставил его извиваться в путах и повел Плюя прочь, стараясь не оступиться в темноте, хотя половинка луны давала достаточно света, чтобы видеть дорогу. Ваэлин отошел достаточно далеко, чтобы не слышать яростного мычания мальчишки, и нашел убежище рядом с большим валуном. Он лег и провалился в сон.
На следующее утро впервые показалось солнце. Неверные лучи пробивались сквозь тучи и играли на застывшем камне Наковальни, заставляли вершины отбрасывать огромные тени. Неровные поверхности вершин как будто сверкали. «Как красиво!» – подумал Ваэлин, жалея, что явился сюда по такому делу. Лежащая на сердце тяжесть не давала получать удовольствие от простых радостей жизни.
Наковальня тянулась еще миль пять и наконец сменилась цепочкой невысоких холмов, утыканных низенькими, корявыми соснами, которые, похоже, процветали на севере. Едва почуяв под копытами траву, Плюй сам собой поднялся в галоп, радостно всхрапывая оттого, что неподатливый камень Наковальни остался позади. Ваэлин отпустил поводья и предоставил коню скакать вперед. Плюй всегда отличался скверным нравом, и Ваэлин впервые наслаждался тем, как конь несется вверх и вниз через холмы, взметая копытами дерн. К наступлению ночи впереди показалось большое плато, на котором и ждал их разрушенный город. На последнем холме Ваэлин обнаружил старую стоянку: отсюда были хорошо видны подступы к городу, и можно было найти укрытие в сосновой рощице у вершины.
Он привязал Плюя к низкой ветке, набрал хвороста и разложил костер в выложенном камнями кругу, добавив сосновых стружек для растопки. Он высек искру и бережно раздувал огонек, пока не занялось пламя, потом уселся, скрестив ноги, не снимая со спины меча и держа под рукой лук со стрелой, заранее наложенной на тетиву, и стал ждать. Он еще с вечера заметил, что его преследуют, и соблюдать совет Артина не разводить огня казалось теперь бессмысленным.