Песнь крови

Тяп с Варом загундосили тоненько, запищали. Один Шпат воздержался, не стал дразнить беса. А Су-Ча на него-то и воззрился свирепее всего, ожидая особенно злобной подначки, — Шпат острил редко, но если уж выдавал, так на все сто.

— Что делать собираетесь? — переспросил Чаз.

— Посещать бары, таверны и харчевни. И расспрашивать про глаза Дьявола… Карацина, тебе известно о них?

Она покачала головой. Пристально наблюдавший Ездок заключил: в самом деле не знает. Он плохо понимал женщин. Его жизнь была слишком занятой, чтобы впускать туда еще и их. Но зато Ездок прекрасно умел улавливать легчайшие подергивания век, движения глаз, сопровождающие даже малейшую ложь, и полагал: мужчины и женщины лгут, в общем-то, одинаково.

Глянул еще раз на список потенциальных жертв и принялся писать рекомендательные письма. Надеялся, что адресаты внимут здравому смыслу и согласятся принять людей Жерка-младшего ради собственной безопасности. Закончив очередное письмо, вручал и отсылал с тем, кого оно рекомендовало. Когда остался лишь один на один с бесом, занялся переодеванием и гримом.

Су-Ча же наблюдал — и ел. После превращений бес становился бездонной прорвой, хоть обыкновенно едва притрагивался к пище. Его метаболизм и для Ездока был тайной за семью печатями.

— Если ты как следует изучил хандо, можешь при случае принять его обличье. Но перед тем просигналь в Сеть, чтоб я знал, где ты, — предупредил Ездок.

— Я именно так и собирался сделать. — Бес отсалютовал медовым пончиком.

Жерк-младший посмотрел на женщину.

— Ты довольна пребыванием здесь?

— Здесь я в безопасности.

Ездок удивился, хотя виду не подал.

— Су-Ча, нам пора. Я хочу замкнуть за собой.

— Пожалуйста-пожалуйста, я всегда готов!

Бес прихватил на прощание еще пару пончиков, а когда вышли из комнаты, спросил:

— Вы-то когда отдыхать собираетесь?

— Не сейчас.

— Усталые ошибаются.

— Верно. Я об этом не забыл.

— Думаете, после таких неудач Шай Хи побежит? Мы ж стольких его людей взяли!

Охранники из склада благополучно перешли в руки городской стражи.

— Вряд ли. Чтобы побежал, придавить нужно куда сильнее. Но, думаю, пыл его мы поумерили.

— Ну, не сейчас, так потом побежит, это точно!

Ездок улыбнулся, наблюдая, как бес превращается в птицу. Затем Су-Ча снялся и полетел на юг, к Золотому Рогу. Склады у побережья были наибольшими в Шасессере строениями. Если Шай Хи прячет воздушный корабль в городе, то лишь там.

Поплутав по лабиринту улочек, где смог бы без труда подстеречь любого, вздумавшего увязаться следом, Ездок устроил пару засад, подождал — никого. Кажется, хвоста нет. Уверившись в этом, переоделся, подправил грим и окончательно превратился в тиберианского моряка. По городу таверны еще только открывались, но прибрежные, поившие и кормившие моряков, гудели вовсю. В новом обличье Ездок как нельзя лучше вписался в круг их завсегдатаев, народца лютого и бесшабашного. Теперь его щеку украшал страшный полузаросший шрам от подбородка до виска, тронувший веко и оставивший глаз полузакрытым, — ни дать ни взять пират.

Незнакомцу в моряцких пивнушках лучше не лезть с расспросами. Для имперских властей различие между купцами и контрабандистами всегда было условным. Королевские Тени не раз наведывались в притоны и таверны, вылавливая любителей улизнуть от таможни.

Ездок, однако, располагал вполне убедительной историей: дескать, охотился на типа, оставившего этот вот — только гляньте! — ужасный шрам. Подлец напал из засады, ударил, подумал — трупом лежу! Но нет, не повезло ему убить, я выжил, а теперь ему мало не покажется! Из самой Тиберии приплыл отомстить — и не уплыву, пока не найду его!

Тиберианский акцент у Ездока выходил отлично — мастер-наездник имперской кавалерии долго служил там. Как в обычае у тиберианцев, пускающихся в подобные авантюры, Ездок то скупился, то предлагал выпивку всем и каждому, кто мог бы помочь. И всем слушателям описывал Эмеральда.

До Шасессеры добираются немногие из Тиберии, лежащей на дальнем западе империи, — но несколько моряков из тех краев прониклись сочувствием к Ездоку и пошли по барам вместе с ним, отыскивая мифического врага.

Так потихоньку сделался своим среди буйной публики побережья — и начал ронять там и сям вопросы про глаза Дьявола.

Эмеральда знали многие, но дружбы к нему никто не питал. Все соглашались — да, был такой, но недавно куда-то подевался и не видно его больше.

У кое-кого из западных моряков были свои счеты с восточным народом, и охота на Эмеральда стала прекрасным поводом свести их. Моряки с востока заволновались: многие из них, несомненно, знали, кто такой Эмеральд, — и боялись подозрений в сообщничестве. Ездок забеспокоился: еще немного, и фальшивые поиски справедливости разожгут настоящий бунт!

Счастье улыбнулось то ли в двенадцатой, то ли в тринадцатой таверне — Ездок уже перестал считать, хотя был по-прежнему начеку, внимательно осматривая все вокруг. Так и приметил моряка с явственно восточными чертами, внимавшего старательно и задумчиво. Послушав несколько минут, моряк протолкался к двери.