Песнь ледяной сирены

Это городская стража могла позволить себе маяться от скуки, день-деньской стоя у ворот и вглядываясь в расстеленную за стенами Атриви-Норд снежную пустошь. Патрулирующие город стражи еще меньше рисковали своей головой. Они следили за порядком, проверяли целостность знаков-оберегов на домах и время от времени подпитывали огонь в Чашах Феникса, установленных вдоль главной дороги и на верхушках городских стен. И уж совсем непыльная работа у караульных: стой себе на сторожевых вышках и оглядывай с высоты окрестности, заметишь приближающуюся опасность – предупреждай остальных. Подобное, к счастью, случалось нечасто – Огненная стража добросовестно несла службу, защищая жителей Атриви-Норд.

В боевые патрули их отправляли каждый день, обычно – группами по несколько человек (для Нильса и Эскилля не без причин сделали исключение). Увольнительных капитан не признавал, а его любимой фразой была: «Атриви-Норд каждую минуту нуждается в вас». Будь его воля, запретил бы огненным стражам прерываться на отдых, или неким магическим образом и вовсе избавил бы их от необходимости спать. Каждый день им приходилось ползать по колено в снегу, чтобы охотиться на тех, от кого остальные бежали без оглядки.

Городская стража была создана, чтобы защитить людей от исчадий льда. Огненная стража – для того, чтобы нападать. Искать и находить исчадий и истреблять их в надежде, что однажды они навсегда исчезнут с острова, отрезанного от всего остального мира.

Младших стражей в патрули так далеко от городских стен не посылали – слишком велика была вероятность напороться на тварь посерьезнее, чем дикие звери и инеевые пауки. Но Эскилль, несмотря на юный возраст, не так давно стал старшим огненным стражем Атриви-Норд.

Испытание, которое предшествовало посвящению в старшие стражи, он помнил так подробно и отчетливо, словно это было вчера. Минувшие с того дня недели не сумели стереть из памяти весь пережитый им ужас. Да, благодаря магии рода в Эскилле жила первозданная стихия, чем не могли похвастаться другие стражи. Им приходилось призывать огонь извне. От постоянного черчения магических знаков у них ломило пальцы, а порой итогом упорного призыва стихии становилась лишь крохотная искра.

Но живущая в Эскилле магия рода от страха не избавляла.

Яркое, словно, вспышка, воспоминание: капитан Анскеллан недрогнувшей рукой обрушивает часть ледяной скалы прямо перед его лицом. Образовавшаяся стена отрезала Эскилля от капитана Огненной стражи, заперла в холодной и темной пещере, где единственным источником света был его меч с пляшущими на лезвии языками пламени. Никакого прощального напутствия, никакого ободряющего сжимания плеча… А ведь капитан понимал, что, возможно, живым видит младшего стража в последний раз. Несколько мгновений он смотрел на Эскилля сквозь толщу льда, а затем ушел, чтобы сохранить таинство испытания.

Эскилль развернулся, глядя в темноту, где пряталась смертельная угроза: снежный тролль – безмозглое, но озлобленное и невероятно сильное создание. Одним мощным ударом сжатой в кулак ручищи снежные тролли могли навеки выбить воздух из человеческих легких. Эскилль дал себе несколько мгновений на страх. Может, даже минуту. А затем сжал пламенный меч – так сильно, что побелели костяшки пальцев – и направился вглубь пещеры.

Зачарованная ледяная стена пала с рассветом. В крепость Эскилль вернулся, держа в руках отрубленную голову снежного тролля – его подарок капитану. Во взгляде старших стражей, новых братьев по оружию, он прочитал уважение. То, чего никогда не видел в глазах отца.

Эскилль тряхнул головой, сосредотачиваясь на Морозной Дымке.

«Твой бой должен быть квинтэссенцией холодного рассудка и бесконтрольного, дикого огня», – прозвучали в голове слова отца. Он вкладывал в них особый смысл, который не мог укрыться от Эскилля. Завуалированный упрек, оседающий на душе горьким пеплом.

«Ты – чудовище, – вот что означали его слова. – Дикий зверь, которого не приручишь, от которого не знаешь, чего ожидать. Но городу ты полезен».

И только благодаря последнему отец взялся его обучать. Забыв о прошлом – или сделав вид, что забыл, он терпеливо взращивал в сыне умелого охотника на исчадий льда. Впрочем, вряд ли в такие моменты он воспринимал Эскилля как собственного сына. Скорее как несовершенное, но смертельно опасное – для обеих сторон – оружие, каким для Эскилля было пламя, танцующее на кромке остро заточенного меча.

Уроки отца не прошли даром. Вот и сейчас, несмотря на жалящие мысли и кипящий в крови адреналин, Эскилль холодно и спокойно оценивал обстановку.