Песнь любви

И вечерней порой я вышел из дома и шел, до тех пор пока не достиг сада. Ворота его были открыты, и прямо по дороге вдали горел свет. Я направился к нему и, дойдя до того самого света, увидел большое помещение со сводом, над которым был купол из слоновой кости и черного дерева, а прямо посреди купола был подвешен светильник. Помещение было устлано шелковыми коврами, шитыми золотом и серебром, и горела большая свеча в подсвечнике из золота, стоявшая под светильником. Посередине помещения был фонтан с разными изображениями, а рядом — скатерть, покрытая шелковой салфеткой, подле которой стояла большая фарфоровая кружка, полная вина, и хрустальный кубок, украшенный золотом. Возле всего этого стоял большой серебряный поднос с крышкой. Я открыл его и увидел всевозможные плоды: фиги, гранаты, виноград, померанцы, лимоны и апельсины, — а между ними лежали разные цветы: розы, жасмины, мирты, шиповник и нарциссы и другие благовонные растения.

И я обезумел при виде этого помещения и обрадовался крайней радостью, и моя забота и горесть прекратились, но только не нашел я там ни одной твари Аллаха Великого. Не было там ни раба, ни невольницы — никого, кто бы заботился обо всем приготовленном или сохранял эти вещи. И я сидел в этом покое, ожидая прихода любимой, пока не прошел первый час ночи, и второй, и третий — но она не приходила. Муки голода во мне усилились, ведь я столько времени голодал из-за муки любовной. Когда же я увидел это место, мне стало ясно, что сестра правильно поняла знаки моей возлюбленной: я отдохнул душою и почувствовал муки голода. И возбудили во мне желание запахи кушаний, бывших на скатерти, ведь когда я пришел в это место и душа моя успокоилась о единении с любимой, и захотелось мне поесть.

Я подошел к скатерти и поднял покрывало и увидел фарфоровое блюдо с четырьмя подрумяненными курицами, облитыми пряностями, а вокруг блюда четыре тарелки: одна с халвой, другая с гранатными зернышками, третья с баклавой[39], а четвертая с пышками. На этих тарелках было и сладкое и кислое. И я поел пышек, съел кусочек мяса и, принявшись за баклаву, съел немного и ее, а потом обратился к халве и съел ее ложку, или две, или три, или четыре — и съел немного курятины и кусок хлеба. И тогда мой живот наполнился, суставы расслабились, и я слишком размяк, чтобы не спать. Я положил голову на подушку, вымыв сначала руки, и сон одолел меня, а что случилось со мной после — не знаю.

Проснулся я только тогда, когда меня обжег жар солнца, ведь уже несколько дней я не вкушал сна. Проснувшись, я нашел у себя на животе соль и уголь — и тогда встал на ноги, и стряхнул одежду, и повернулся направо-налево, но не увидел никого. Оказалось, что я лежал на мраморных плитах, без постели. И смутился мой ум, и огорчилось мое сердце великим огорчением, и слезы побежали у меня по щекам, и я опечалился о самом себе. Поднявшись, я отправился домой, и когда пришел туда, то увидел, что дочь моего дяди ударяет рукой в грудь и плачет, проливая слезы и соперничая с облаками, что льют дождь, и говорит такие стихи:

Дует ветер из мест родных, тихо вея;
И дыханьем любовь в душе взволновал он.

Ветер с востока! Пожалуй к нам поскорее!
Всем влюбленным удел есть свой и удача.

Коль могла бы обнять тебя — обняла бы,
Как влюбленный любимой стан обнимает.

Коль не вижу я брата лик, пусть отнимет
Жизни радость совсем Аллах, и довольно.

Если бы знать мне, растаяло ль его сердце,
Как мое, от огня любви пламенея!

Увидев меня, она поспешно вытерла слезы и обратилась ко мне с мягкой речью, сказав: «О сын моего дяди, ты охвачен любовью, и Аллах был к тебе милостив, внушив той, кого ты любишь, любовь к тебе, а я в слезах и в горе из-за разлуки с тобой. Кто меня упрекнет и кто оправдает? Но Аллах да не взыщет с тебя из-за меня!».

Потом Азиза улыбнулась и, сняв с меня одежду, расправила ее со словами: «Клянусь Аллахом, это не запах того, кто наслаждался со своею любимой! Расскажи же мне, что с тобой случилось, о сын моего дяди!».