Песнь Матери-степи

Касен молчал. Он понимал – то, что говорит Муратага, не дает ему покоя. Но жизнь обманчива, и это тоже знал Мурат.

Их отец Кудайменде двадцать лет был волостным. Это был уважаемый в округе человек. Свое имущество он разделил между тремя сыновьями, старшим Вали, Муратом и Касеном. Мурату, как и его братьям, досталось десять лошадей и пятьдесят баранов, но он смог приумножить живность, и сейчас его огромные стада паслись по бескрайней степи. Казалось, трава, сколько бы ее ни ощипывали отары овец, никогда не исчезнет. У Вали скота было меньше, чем у Мурата, поэтому, наверное, он не хочет общаться с ним, так думал Мурат. Вали вот уже несколько лет не приезжал в аул отца, он жил сам по себе, и в семье Мурата его вспоминали все реже и реже. Со старшим братом у него не сложились отношения. Наоборот, с Касеном они жили дружно, но у младшего брата не получилось увеличить наследство, как ни старался, сколько Мурат ему ни помогал, доставшаяся ему животина все уменьшалась. Оставшийся у него скот теперь пасся вместе со стадами Мурата. В степи без помощи родных ох как трудно. Многие даже подозревали, что у Касена давно уже ничего нет, и только Мурат ему помогает. Жену Касена звали Шолпан, это была очень высокая и грузная женщина, за что дети Мурата прозвали ее Дау-апой. Своих детей у нее не было, и Салиха, дочка Мурата, часто убегала к ней. Шолпан и Касен хотели ее забрать, но Мурат не разрешил, и Салиха, четырехлетняя девочка, то жила в юрте отца, то убегала в соседнюю юрту к Дау-апе. Шолпан ее сильно любила, маленькая Салиха свою мать побаивалась, суровая и всегда занятая Фазиля не любила на людях показывать свои чувства к детям. Но за суровой внешностью скрывалась любящая мать. Она ревновала, обижалась по-детски, что Салиха все старается убежать от нее. Фазиля тихонько жаловалась мужу, почему дочка не хочет ее признавать. Мурат только посмеивался и успокаивал жену: «Подрастет и все сама поймет».

Зашла Фазиля, ее живот сильно выпирал под платьем. Касен понимающе посмотрел на Мурата:

– Уже скоро?

Мурат усмехнулся:

– Скоро.

Фазиля принесла блюдо с баурсаками, потом, окликнув Майру, свою помощницу, попросила принести самовар, который та растопила на улице, и чайник. Слегка переваливаясь, молодая женщина достала пиалы, затем молоко, иримшик[7] и положила на дастархан. Пока отец с братом беседовали, Асия, сбежав от апы, спряталась, потом увидела, как мать зашла в юрту, а за ней Майра понесла самовар. Асия подбежала к лошади, стоящей на привязи. Белая, с густой гривой, та беспокойно перебирала копытами, остерегаясь этой девчонки, не понимая, что у нее на уме. Это была лошадь отца. Оглядываясь вокруг, чтобы никто не заметил и не остановил ее, Асия сунула ногу в стремя и быстро вскочила на коня, забыв отвязать поводья, и теперь, уже на лошади, поняв это, наклонилась и, не слезая, пробовала развязать узел. Но отец крепко привязал своего коня.

Каси, посидев немного в юрте Дау-апы и устав слушать ее жалобы на больные ноги, решил, что отец и дядя уже говорят о чем-то другом, и ему можно к ним, пошел в юрту. Во дворе он увидел сестренку, которая отчаянно пробовала развязать тугой узел.

– Как хорошо, что ты здесь, Каси, – Асия уже забыла, что убегала и пряталась от него. Девчонку сейчас больше волновало, как бы отец не вышел и не увидел ее верхом на своей лошади.

– А ну слезай! – приказал Каси. – Иди к апе и помоги ей.

– Апа ушла в юрту, уже не надо помогать, – немного струхнув от серьезного вида старшего брата, робко промолвила сестренка, но с лошади не слезла.

– Кто тебе разрешил садиться верхом на лошадь? – строго, почти как апа, спросил брат. Асия поняла, что от Каси никакого толку не будет, он ей не поможет, и, уже не обращая на него внимания, не слезая с коня, опять принялась развязывать поводья.

Из своей юрты, переваливаясь на больных ногах вышла Дау-апа. Асия, чуть не вываливаясь из седла пробовала развязать тугой узел.

– Каси, что же ты не поможешь? – упрекнула Дау-апа юношу.

«А что, на самом деле, пусть катается». Он посмотрел на сестренку, глаза у нее горели, ей так хотелось туда, в такую манящую родную степь. Весь аул знал, что дочка Мурата любила мчаться на лошади по бескрайним просторам Семиречья. Степь была недовольна, что какая-то девчонка посмела потревожить ее покой, но потом успокаивалась.

Асия краем глаза посматривала на брата. «Поможет он, наконец-то?»

Дау-апа направилась к девчонке:

– Давай я тебе помогу, доченька, – но Каси опередил ее и, развязав узел, отдал поводья сестренке.

– Сильно не подгоняй коня, – но, посмотрев на нее, понял: «Все равно не послушается, и в кого она такая?»

Как и предполагал Каси, девчонка уже не замечала брата, натянула поводья, лошадь, почувствовав опытного седока, ждала, уже уверенно, когда нужно рвануть вперед.

«Опять за свое», – подумал Каси и крикнул всаднице:

– Осторожно!

Старший брат видел, как лошадь развернулась и понесла Асию. «Хорошо держится».