Пирлиг убил его, но я этого уже не видел. Я двинулся мимо, чтобы напасть на оставшихся врагов. Рядом со мной Клапа так неистово размахивал огромным топором, что был почти столь же опасен для своих, как и для врагов, и ни один из противников не захотел встретиться лицом к лицу с нами двумя. Все бежали вдоль укреплений – и ворота теперь были наши.
Я прислонился к низкой внешней стене и тотчас же выпрямился, потому что камни шевельнулись под моим весом. Каменная кладка рассыпа́лась. Я хлопнул по непрочно держащимся камням и в голос рассмеялся от радости. Ситрик ухмыльнулся мне. Он держал окровавленный меч.
– Какие-нибудь амулеты, господин? – спросил он.
– Вот тот. – Я показал на человека в шлеме с двумя крыльями ворона. – Он хорошо умер, и я возьму его амулет.
Ситрик наклонился, чтобы найти амулет-молот врага. За Ситриком стоял Осферт, глядя на полдюжины убитых, лежавших в крови, расплескавшейся по камням. Осферт держал копье с окровавленным наконечником.
– Ты кого-нибудь убил? – спросил я его.
Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и кивнул:
– Да, господин.
– Хорошо, – сказал я и мотнул головой в сторону распростертых трупов. – Которого?
– Это было не здесь, господин, – ответил Осферт.
На мгновение у него сделался озадаченный вид, потом он оглянулся на ступеньки, по которым мы сюда поднялись.
– Это было там, господин.
– На ступенях?
– Да.
Я смотрел на него достаточно долго, чтобы ему стало неловко.
– Скажи, – наконец проговорил я, – он тебе угрожал?
– Он был врагом, господин.
– И что же он сделал, – спросил я, – замахнулся на тебя костылем?
– Он… – начал было Осферт, но у него, похоже, иссякли слова.
Он уставился вниз, на убитого мной человека, и нахмурился.
– Господин?
– Да?
– Ты говорил, что это гибель – покидать «стену щитов».
Я нагнулся, чтобы вытереть клинок Вздоха Змея о плащ мертвеца.
– И что же?
– Ты покинул «стену щитов», господин, – проговорил Осферт почти с упреком.
Я выпрямился и, прикоснувшись к своим браслетам, резко бросил:
– Ты жив потому, что повинуешься правилам. Ты составляешь себе репутацию, мальчик, потому что нарушаешь правила. Но ты не обретешь славу, убивая калек.
Последние два слова я словно выплюнул. Потом повернулся и увидел, что люди Зигфрида переправились через реку Флеот, но, поняв, что позади них началась драка, остановились и теперь пристально смотрят на ворота.
Рядом со мной появился Пирлиг.
– Давай избавимся от этой тряпки, – сказал он.
Я увидел, что со стены свисает знамя. Пирлиг вытянул его и показал изображенного на нем ворона – знак Зигфрида.
– Мы дадим им знать, – сказал Пирлиг, – что у города теперь новый хозяин.
Он задрал свою кольчугу и вытащил из-под нее знамя, сложенное и заткнутое за его пояс. Валлиец развернул ткань – на знамени был черный крест на тускло-белом поле.
– Да славится Бог! – проговорил Пирлиг и спустил знамя со стены, закрепив на краю с помощью оружия убитых.
Теперь Зигфрид поймет, что потерял Ворота Лудда. Перед его глазами развевалось христианское знамя.
И все-таки несколько мгновений все было тихо. Думаю, люди Зигфрида не могли прийти в себя от изумления. Они перестали продвигаться вперед, к новому сакскому городу; они просто стояли, смотрели назад, на ворота, с которых свисало знамя с крестом. А в самом городе люди собирались на улицах группами и глазели вверх, на нас.
Я же смотрел туда, где лежал новый город, и не видел людей Этельреда. Деревянный палисад венчал низкий склон там, где стоял город саксов, и, возможно, войско Этельреда находилось за этим палисадом, прогнившим в нескольких местах и полностью обвалившимся в других.
– Если Этельред не придет… – тихо сказал Пирлиг.
– Тогда нам конец, – договорил я за него.
Слева от меня серая, как несчастье, река скользила к сломанному мосту, а потом – в далекое море. Белые чайки выделялись на фоне этой серой воды. Далеко, на южном берегу, виднелось несколько хижин, над ними курились дымки. Там был Уэссекс. Впереди, где все еще стояли люди Зигфрида, была Мерсия, а позади меня, к северу от реки, – Восточная Англия.
– Закроем ворота? – спросил отец Пирлиг.
– Нет. Я велел Стеапе оставить их открытыми.
– Вот как?
– Мы хотим, чтобы Зигфрид на нас напал, – ответил я.
Мне подумалось, что, если Этельред оставил мысль атаковать, я умру на этих воротах, в месте, где встречаются три королевства.
Я все еще не видел во́йска Этельреда, но полагался на то, что кузен даст нам победить. Если бы я мог вынудить воинов Зигфрида вернуться к воротам и удержать врагов тут, Этельред смог бы напасть на них сзади. Вот почему я оставил ворота открытыми – как приглашение для Зигфрида. Если бы я их закрыл, Зигфрид мог бы воспользоваться каким-нибудь другим входом в римский город, и его люди не попали бы под натиск моего кузена.
Самой насущной проблемой было то, что датчане, оставшиеся в городе, наконец оправились от изумления. Некоторые из них остались на улицах, а остальные собирались на стенах справа и слева от Ворот Лудда.