— Я хотела извиниться, — я собиралась высказать всё, что на сердце, но под взглядом парня дёргалась сильнее. Я отвернулась, чтобы не запнуться. — Я ужасно вела себя с тобой с самого начала, хотя ты этого не заслуживал. Ты всегда хорошо ко мне относился, а я грубила, огрызалась, обижала тебя. Но не потому что ты мне не нравился, а… наоборот, — я посмотрела на Родиона. Он жадно ловил мои слова, будто они открывали ни больше, ни меньше — тайну мироздания, а никак не суть бредовой девчонки, не мыслящей существования без одного прекрасного парня. — Я влюбилась в тебя сразу, — я снова опустила взгляд, потому что слёзы затуманили глаза, — с той самой фотосессии, когда перепутала студии. Но отталкивала тебя из-за кучи страхов. А ты своими песнями показал, что я могу с ними справиться. Я так много хочу рассказать! Я сильно перед тобой виновата. Я причиняла тебе немыслимую боль, но хочу измениться, исправиться, стать нормальным человеком, а не чокнутой дурой, которая только и умеет, что жалить дорогих людей, — говорить откровенно было сложно, но с каждым словом мне становилось легче, ведь я открывала душу человеку, который уже давно стал родным.
Пришлось взять паузу, чтобы проглотить слёзы — они угрожали помешать говорить. Но Родион не стал ждать, когда я продолжу, и я вздрогнула оттого, как взволнованно зазвучал его голос:
— Я рад, если мои песни тебе помогли, я писал их для тебя. И я счастлив, что ты забрела на другой этаж. Неважно, судьба или случайность привели тебя в ту студию. Главное, что мы встретились.
Я, наконец, подняла голову и встретила его взгляд. Мне показалось, кабинка замерла, а мир завертелся вокруг нас. Родиону достаточно было сделать шаг, чтобы оказаться вплотную ко мне. Он всколыхнул воспоминания того вечера, когда обнял меня и попросил больше не избегать. Я его измучила, а он не бросил надежду достучаться до меня, донести, что я важна ему. Он ждал меня! Ждал, пока я пойму сама.
— Тебе не за что извиняться, — продолжил он. — Называешь себе чокнутой, а что для тебя нормальность? В тебе столько хорошего, но ты не замечаешь, подгоняя себя под стандарты, которыми живут другие. Другие, слышишь? А ты уникальна, и все шаблоны сгорают, когда кто-то применяет их к тебе. Тобой рулят сила и страсть, которыми я безбожно очарован. Для меня ты нормальная, ничего не надо менять. Ты нужна мне и я люблю тебя именно такой: прекрасной и немного сумасшедшей.
— Но ведь я как стихийное бедствие, — от его слов я задрожала, — я могу только ломать, приносить вред. Ты из-за меня упал с лестницы!
— Разве обижаются на жизнь, когда она ставит подножки? — Родион покачал головой и взял меня за плечи. — Она бьёт, чтобы научить. И терпению, смелости, стойкости я научился у тебя. Майя, после того, что ты сказала, перестань придумывать несерьёзные отговорки, — пригрозил он, но вдруг засмеялся. — И серьёзные тоже не надо, я их не приму.
Глядя на него, мне тоже захотелось смеяться. Я в очередной раз отметила, как ему шла улыбка. Теперь я могла позволить себе любоваться ею, не таясь. Невероятное наслаждение.
— Слышишь, хватит! Этого недостаточно, чтобы я отказался от тебя. Не теперь, когда знаю, что ты ко мне чувствуешь. Я больше не позволю тебе отталкивать меня! Я не давил, не подгонял, но ты довела нас обоих до грани. И я собираюсь шагнуть за неё прямо сейчас. С тобой! Понимаешь? — он встряхнул меня. — Скажи вслух, чего ты хочешь? Для себя? Для нас?
Мурашки щекотали. Ноги отнимались. Я смотрела ему в глаза и понимала больше, чем он хотел сказать. Моя гордыня. Моя глупая гордость стала камнем преткновения! Она мешала мне всегда: я общалась с людьми, оскорбляя их в лицо, за глаза или про себя, в ссорах вынуждала друзей делать первый шаг, изводила родителей и близких капризами, мучила любимого выходками.
Зачем? Был ли смысл в этой гордости, когда она так портила мою жизнь?
Хотел ли Родион припугнуть меня, намекая, что уйдёт? Он держал меня в руках так, словно не собирался отпускать никогда, но вдруг это было лишь иллюзией?
И я испугалась. Того, что ему надоест ждать и возиться со мной. А не исчезающего образа язвительной Майи, не славы знатной ехидны, не призрачного статуса гордячки и пофигистки. Всё это вмиг стало неважным. Родион влиял на меня не дурно, а благотворно. Он перевернул мою душу и показал мне её во всей красе: чистую и светлую, но уже подпорченную чернильной скверной зазнайства. И единственный способ очиститься от неё — принять его любовь.
Я перешагнула кровавую черту, за которой оставила осколки раскрошившейся гордости. Я была благодарна, что он заронил в меня семена симпатии, и она проросла в настоящее и сокрушающее чувство, расширяющее границы, меняющее реальность.
Дикая, смелая, сумасшедшая. Моя мятежная любовь.
Я готова идти за грань и дальше, лишь бы с ним. Мне даже не требовалось говорить, как мне важен Родион — он всё понял по моему изменившемуся взгляду, по скользнувшей по лицу улыбке, по расслабившемуся телу. Как приятно находиться в его заботливых руках!