Он забрал поднос с птицей у меня из под носа, и сунул мне сердцевину капусты. Это, конечно, прекрасно, но никакой кочерыжкой мяса не заменишь.
— Приберись тут пока.
Берт ушел с подносом в каюту капитана. Вернулся за вторым. Потом за третьим. И за последним. Я в это время прибралась и села на табуретку, грызя кочан. Я уже собиралась уходить, когда в камбуз ввалился Генри и двое матросов. Они схватили Берта и потащили на палубу.
Ошарашенная, я последовала за ними. Берта привязали к мачте. Из каюты вышел капитан и бросил что-то в лицо кока. В свете заходящего солнца, я зазглядела рыбную кость.
— Как ты посмел оставить это в моей рыбе?! — яростно взревел капитан. — Плеть! Пять ударов, чтоб не повадно было!
Кто-то вышел из толпы, собравшихся у мачты, матросов и подал ему розги.
— Стойте! — Закричала я. У меня сердце сжималось от одной мысли, что этого старичка сейчас отходят плетью. И из-за чего? Из-за косточки в рыбе! Каким мерзавцем надо быть, что бы так с людьми поступать! — Это моя вина.
— Что?
— Вашу рыбу готовил я. — Выйдя вперед, сказала и тут же пожалела об этом. Но виду не подала.
— Как ты посмел, щенок! К мачте его!
Берта отвязали. Тот, не удержавшись на ногах, рухнул на палубу. Меня же схватили и поставили на его место. Обхватив мачту, я позволила связать себе запястья. Зажмурилась. И вот на мою спину обрушился первый удар. Я не вскрикнула, лишь сильнее сжала зубы. Второй. Из глаз брызнули слезы, но ни звука я не произнесла. Третий рассек мне кожу и я почувствовала, как по спине струится кровь. Но в ответ я лишь коротко и тихо взвизгнула. У капитана отдышка громче. Четвертый удар выдавил из меня сдавленный рык. Я открыла глаза, потому-что боялась, что вот-вот потеряю сознание. Перед глазами все плыло, но я хорошо видела в этом размытом мессиве довольное лицо Генри и ужас вперемешку с сочуствием в глазах Олафа. В пятый раз капитан промазал, меня едва задело кончиком плети. Но я выгнулась и запрокинула голову, что бы этот козел не вздумал ударить еще раз, не засчитав этот.
Я пришла в себя, когда почти все уже разошлись. Меня развязали и большая часть команды потеряла к инциденту всякий интерес. Но некоторые все еще толпились вокруг меня. Надо мной склонился Олаф. Он пытался помочь мне подняться. Он похватил меня под локоть, с другой стороны я почувствовала еще чью-то поддержку. Это оказался Берт.
— Совсем рехнулся парень. — Ворчал он. — Какая медуза тебя ужалила — такое ляпнуть. Дурак.
— Могли бы и "спасибо" сказать. — Заступился за меня Олаф.
— Не могу. А то потом меня совесть мучать будет. — Проворчал Берт в ответ.
Они вдвоем притащили меня в камбуз. Тут было пусто, все еще заканчивали работу. Я упала в свой гамак лицом вниз. Кок ушел за какими-то мазями.
— Ты как? — Тихо спросил Олаф. Я лишь тихо промычала то ли от боли, то ли от теплоты в душе, потому что хоть кому-то есть до меня дело. — Ты очень мужественно держалась. — Я яростно зашипела. — Прости, держался. Давай помогу снять повязку, а то еще и перед Бертом придется тебе объясняться.
Я могла лишь кивнуть. Его холодные руки сжали край моей рубахи. Он медленно поднимал, прилипшую к коже ткань, обнажая мою спину. Потом Олав помедлил, но, решившись, принялся разматывать мою грудь. Я лежала не в силах пошевелиться. Только поворачиваясь так, что бы облегчить ему задачу. Спина горела и чесалась. Вдруг я почувствовала прикосновение холодных пальцев. Они скользили по взбугрившейся коже. Нежно, почти невесомо.
— Не помер еще? А,Сэм? — раздался скрипучий голос Берта.
— Не дождешься. — Ответила я.
— Эт хорошо… Хотя, еслиб помер, то не мучался бы. А ты, остолоп, чего сидишь? Мог бы уже рану промыть. Глянь, как кожу рассекло. На.
Он ткнул Олафу тряпку, сом взял вторую и они принялись протирать мою спину. Берт грубее, Олаф нежнее. Потом они намазали каким-то маслом, пахнущим облепихой, рубцы. Берт отправил Олафа выплеснуть воду из тазика.
— Спасибо тебе, Сэм. — Хлопнул он меня по плечу, от чего я вздрогнула, как от удара молнией. — Капитан та еще скотина, но это не умаляет героизма твоего поступка. Только не возомни себя героем. Я тебе благодарен, но бахваляться этим не надо. Ты же не хочешь прослыть хвастуном.
Вернулся Олаф. От дружелюбия кока ничего не осталось. Он что-то пробурчал себе под нос и ушел. Друг помог мне замотать грудь и надеть чистую рубаху. Нет, я совершенно не стеснялась Олафа. Ну что он сисек не видел?
Через минут пять боль поутихла и голова перестала кружиться. Мы болтали с Олафом, когда в кубрик ввалилась толпа, пропахших потом, матросов.
— Ну ты даешь, юнга! — воскликнул одноглазый Фред. — Глазом клянусь, ты не произнес ни звука! А тебе даже кляпа не дали. Язык хоть не откусил?
— Тоже мне, герой дня. Нечего фелонить было. — Отозвался Дин.
— Да ты чего! — вскочил хромой Джо. — Будто не знаешь, что Берт никому не дает готовить рыбу для капитана.
— Косточка в рыбе… — прокряхтел старый Сильвер. — Зажравшаяся морда.
— Тише, мало ли. — Сказала я, успокаиваля галдящих матросов.