Песнь надежды. Том 5

Эта мысль мелькнула в голове и вызвала у меня гримасу отвращения. Пусть лучше умрёт и переродится, чем ради какого-то призрачного приза катает и мучает себя, оставляя от собственной личности лишь призрак.

Я нашёл её там же, где и оставил, только сейчас она выглядела в разы хуже. Она выглядела мёртвой. Я, собственно, и подумал, что она умерла, пульс почти не ощущался, как и дыхание, но…

— Я жива… — буквально прошептала она.

— Да вижу.

— Вы… вы всё?.. А от… а то… я всё…

— Да, мы закончили, — кивнул я и поднял её на руки. Совсем лёгкая. — Сейчас потрясёт, но ты потерпи.

— Да уж как-нибудь… — усмехнулась она слабо и… умерла? Нет, уснула. Сучка, напугала.

И я бросился бежать.

Я никогда не видел ничего плохого, чтобы спасти жизнь товарищу, если позволяла ситуация. Меня называли убийцей, и, собственно, спорить было глупо с этим утверждением, но это не значило, что мне было чуждо сострадание.

Когда постоянно кто-то вокруг умирает, когда вокруг все стонут, истекают кровью, просят о помощи, естественно, ты привыкаешь. Адаптируешься, если говорить более научно. Перестаёшь обращать на это внимание просто потому, что иначе свихнёшься, как иногда это случалось с другими.

Ты начинаешь смотреть на умирающего и думаешь: «ну всё, ему конец». Иногда даже думаешь: «лучше бы это был я». Не потому что ты становишься бессердечным скотом, которому плевать на людей и который будет убивать всех налево и направо. Совершенно нет, ты просто привыкаешь, как привыкают ко всему остальному, и перестаёшь на это реагировать. Для тебя это всего лишь ещё одна смерть.

Я тоже привык. И всё же иногда что-то да откликалось. Как откликалось на мою прошлую группу, которая померла на сраной планете ради данных для империи. Столько хороших парней, а померли… практически неизвестными.

Как сейчас, когда я бежал через сугробы, избегая дороги, мне не хотелось, чтобы умерла Арамза. Как не хотелось, чтобы погибла кто-то из пигалиц в поместье.

Да, мне на многое может быть наплевать, особенно когда это происходит мимоходом или с моим косвенным участием. И всё же…

Я добежал до ворот, где и прошмыгнул внутрь.

— Нашёл дудку? — спросил сразу же я.

— На одном из трупов, — кивнул он и показал небольшую медную дудку, которые мы закупали для связи между друг другом. — Пришлось побегать по округе, но я всё же её нашёл.

— Тогда идём, а то, кажется, девчонка совсем уже того.

Вдвоём мы выдвинулись к поместью. Быстро, оглядываясь по сторонам, по подъездной дорожке направились к главным дверям и, прежде чем подойти ближе, Росси прогудел. Вообще, сигнал, который я услышал, говорил об отбое тревоги, но сейчас была важна суть, чтобы нас вообще подпустили к поместью.

Мы остановились. Остановились прямо на дороге, чтобы нас было хорошо видно.

— Ещё раз прогуди. Сигнал тревоги теперь.

И он ещё раз прогудел быстрыми отрывистыми гудками. Мы ждали, ждали около минуты хоть какого-то ответа, но поместье молчало. Словно все вымерли.

— Они там уснули? — поморщился Росси. — Или их всех там перебили.

— Стрелял же кто-то, верно?

Чтобы их перебили в поместье, у которого только внутри в постоянной боевой готовности тридцать да человека, не говоря ещё об около ста сорока человек? Ну ладно, допустим, кого-то отпустили в город, будет всё равно в запасе около ста человек к тем тридцати двум, которые буквально за минуты успеют одеться или хотя бы схватить ружьё с пулями.

Это надо просто против своих же воевать, чтобы просрать такую оборону.

Но когда мы уже собирались дудеть в третий раз, нам ответил раскатистый звук трубы на крыше. Низкий и даже немного пробирающий, но радующий слух, особенно, когда ты мог понять, что значил этот сигнал.

Главные ворота. То есть даже если нас не узнали, по крайней мере заметили.

— Продуди отбой тревоги и подходим, а то можно вечно тут надувать им сигналы, — вздохнул я и, дождавшись, когда Росси подаст знак, направился к поместью. Не бежал, но и не семенил маленькими шажочками — шёл спокойно, по правде говоря, в любую секунду ожидая случайного выстрела.

Когда я уже почти вплотную подошёл к двери, та открылась, и раздался громкий приказной голос:

— Медленно вошли все внутрь, держа руки на виду! Кто дёрнется, сразу получит пулю!

О как. Я даже узнал человека, который это произнёс — глава нашей охраны.

Я не стал испытывать терпение и удачу: медленно, повинуясь приказу, вошёл в поместье. И едва пересёк порог, как двери за нашими спинами закрылись. Я буквально затылком чувствовал ствол ружья, который смотрел мне в затылок.

Я оказался в холле, который претерпел кое-какие изменения. Теперь он был похож на поле боя, словно здесь очень долго и упорно перестреливались. Повсюду виднелись дырки от пуль, щепки, баррикады из мебели, как шкафы и кресла, и даже кровь. Кто-то даже двери оторванные поставил, словно они могли защитить от пули.

И за этими баррикадами пряталось человек тридцать. И все со вскинутыми ружьями, готовые угостить нас пулями. И судя по тому, как они смотрели на нас, никто из солдат нас не узнал. Поэтому, от греха подальше, я громко и чётко произнёс: