Песнь небесного меча

В зале стало тихо. Этельред уставился на свою юную жену, явно не в силах ей помочь. Потом две женщины вышли из открытого прохода под аркой, преклонили колено перед Этельредом и, получив его дозволение, помогли Этельфлэд покинуть зал.

Мой кузен с бледным лицом махнул священнику.

— Начни с начала обвинительного акта, отец, — сказал Этельред, — я отвлекся.

— Я почти закончил, господин, — услужливо ответил священник. — И у меня есть свидетели, которые могут описать преступление.

— Нет, нет! — Этельред поднял руку. — Я хочу выслушать обвинительный акт. Мы должны выяснить все, чтобы тщательно продумать приговор.

И вот священник начал сначала. Пока тот монотонно читал, люди от скуки переминались с ноги на ногу, и тут жена прикоснулась к моему локтю.

Какая-то женщина заговорила с Гизелой, и та, дернув меня за рубашку, повернулась и последовала за этой женщиной через заднюю дверь зала. Я тоже вышел, надеясь, что Этельред слишком увлекся ролью идеального судьи и не заметит нашего ухода.

Вслед за женщиной мы прошли по коридору, который некогда был открытой галереей с одной стороны двора, но потом промежутки между колоннами галереи заполнили обмазанными илом плетнями. Коридор кончался грубой деревянной дверью в проеме каменной кладки; на камне извивались вырезанные виноградные лозы.

За дверью обнаружилась комната с полом из маленьких мозаичных плиток, изображавших какого-то римского бога, мечущего молнии, а за комнатой — освещенный солнцем сад, где три грушевых дерева бросали тень на клочок травы, пестревший маргаритками и лютиками. Под этими деревьями нас ждала Этельфлэд.

Теперь по ней было непохоже, чтобы она страдала от боли, из-за которой, согнувшись в три погибели, сотрясаемая сухими рвотными позывами, покидала зал. Нет, она стояла, выпрямившись, с серьезным лицом, хотя при виде Гизелы серьезность ее сменилась улыбкой.

Они обнялись, и я увидел, как Этельфлэд закрыла глаза, словно борясь с подступающими слезами.

— Ты не больна, госпожа? — спросил я.

— Не больна, всего лишь беременна, — ответила она, не открывая глаз.

— Только что ты выглядела больной.

— Я хотела с вами поговорить, — сказала Этельфлэд, отодвинувшись от Гизелы. — И притворилась больной. То был единственный способ остаться одной. Он не выносит, когда мне плохо. И оставляет меня одну, когда меня рвет.

— Тебя часто тошнит? — спросила Гизела.

— Каждое утро, — ответила Этельфлэд. — Тошнит, как собаку. Но разве такое бывает не со всеми?

— Не в этот раз, — ответила Гизела, прикоснувшись к своему амулету.

Она носила маленькое изображение Фригг, жены Одина, королевы Асгарда — обиталища богов. Фригг — богиня беременности и родов, и амулет должен был помочь Гизеле благополучно родить. Он хорошо себя оправдал во время появления на свет первых двух наших детей, и я каждый день молился, чтобы он помог и с третьим.

— Меня рвет каждое утро, — сказала Этельфлэд. — А остаток дня я чувствую себя прекрасно. — Она прикоснулась к своему животу, потом погладила большой живот Гизелы и тревожно проговорила: — Ты должна рассказать мне о родах. Это больно, да?

— Ты забываешь про боль, — ответила Гизела, — потому что роды полны радости.

— Ненавижу боль.

— Существуют разные травы, — сказала Гизела, стараясь говорить убедительно, — и это такая радость, когда Ребенок появляется на свет.

Они все говорили о родах, а я прислонился к кирпичной стене и уставился на клочок голубого неба, видневшийся сквозь листья грушевых деревьев.

Женщина, которая привела нас сюда, исчезла, и мы остались одни. Где-то за кирпичной стеной мужчина кричал новобранцам, чтобы те выше держали свои щиты, и я слышал стук палок по дереву — новички практиковались. Я подумал о новом городе, о Лундене, лежавшем за городскими укреплениями — там, где основали свое поселение саксы. Они хотели, чтобы я сделал им новый палисад и поставил оборонять его свой гарнизон, но я отказывался. Альфред приказал мне отказаться; к тому же если бы новый город был окружен стеной, пришлось бы защищать слишком много укреплений. Я хотел, чтобы саксы перебрались в старый город. Некоторые так и сделали, чтобы находиться под защитой старой римской стены и моего гарнизона, но большинство упрямо оставалось в новом городе.

— О чем ты думаешь? — внезапно ворвался в мои мысли голос Этельфлэд.

— Благодарит Тора за то, что он мужчина и ему не нужно рожать, — сказала Гизела.

— Верно, — ответил я. — А еще думаю, что, если люди предпочитают умереть в новом городе, лишь бы не жить в старом, тогда мы должны позволить им умереть.

Этельфлэд улыбнулась в ответ на мое бессердечное заявление и подошла ко мне. Она была босой и казалась очень маленькой.

— Ты ведь не бьешь Гизелу, правда? — спросила она, глядя на меня снизу вверх.

Я взглянул на Гизелу и улыбнулся.

— Не бью, госпожа.