Песнь о Трое

Но он тут же схватил меня за волосы и потащил к двери, а я пинала и колотила его бронзовый панцирь, пока мои ноги и руки не заныли от боли.

– Позволь мне идти самой! – крикнула я. – Позволь мне идти достойно! Я не пойду к изнасилованию и рабству, съежившись и хныча, как служанка!

Он остановился, повернулся ко мне и пристально посмотрел мне в лицо, словно в замешательстве.

– В тебе ее мужество, – медленно произнес он. – Ты на нее не похожа, но ты такая же, как она… Так ты считаешь, что твоя судьба – изнасилование и рабство?

– Какая еще судьба может быть у пленной женщины?

Улыбаясь, что сделало его больше похожим на остальных мужей, ибо улыбка делает губы тоньше, он отпустил мои волосы. Я приложила руку к голове, проверяя, на месте ли они, и пошла впереди него. Его пальцы молниеносно сомкнулись на моем посиневшем запястье, не стоило и пытаться вырваться.

– Достоинство достоинством, девочка, но я не глупец. Ты не ускользнешь от меня по моей собственной неосторожности.

– Значит, твой вождь позволил Энею ускользнуть от него на холме? – усмехнулась я.

Его лицо не изменилось.

– Именно, – бесстрастно ответил он.

Я едва узнавала комнаты, по которым он меня вел, их стены были забрызганы кровью, убранство уже было свалено в кучи, чтобы погрузить на повозки с добычей. Когда мы вошли в Большой зал, он, пробираясь сквозь груду тел, разбрасывал их в стороны, сваливая одно на другое без уважения к годам, которые они провели на ногах. Я остановилась, ища в этой безымянной свалке что-нибудь, что помогло бы мне опознать отца. Мой похититель нерешительно попытался оттащить меня в сторону, но я воспротивилась:

– Здесь может быть мой отец! Позволь мне посмотреть!

– Который из них? – В его голосе слышалось безразличие.

– Если бы я знала, то не просила бы посмотреть!

Он позволил мне потащить его туда, куда мне было нужно. Я копалась в одежде и обуви. В конце концов я увидела ногу отца в украшенной гранатами сандалии – как и большинство стариков, он сохранил боевые доспехи, но не боевую обувь. Но я не могла его вытащить: слишком много тел сверху.

– Аякс! – позвал мой похититель. – Подойди сюда и помоги госпоже!

Ослабев от пережитого ужаса, я неподвижно смотрела, как к нам приблизился другой гигант, еще огромнее того, чьей пленницей я стала.

– Ты не можешь помочь ей сам?

– И отпустить ее? Аякс, Аякс! У нее есть характер, ей нельзя доверять.

– Она тебе понравилась, маленький братец? Давно пора, чтобы тебе понравился еще кто-нибудь, кроме Патрокла.

Аякс отодвинул меня в сторону, словно я была перышком, и, не выпуская из рук секиры, принялся расшвыривать тела, пока мой отец не оказался наверху. Я увидела его пристальный мертвый взгляд, его бороду, забившуюся в глубокую рану, раскроившую его грудь на две части. Это была рана от секиры.

– Это тот самый старец, который налетел на меня, словно боевой петух, – с восхищением сказал тот, кого называли Аяксом. – Горячая голова!

– Каков отец, такова и дочь, – ответил тот, кто держал меня, и дернул за руку: – Идем, девочка. Мне некогда пестовать твое горе.

Я неловко поднялась и принялась рвать на себе волосы, прощаясь со своим отцом. Намного лучше знать, что он мертв, чем гадать, выжил ли он, лелеять глупейшую из надежд. Аякс двинулся прочь, сказав, что соберет всех, кто остался в живых, но он сомневается, что кто-то остался.

Мы остановились в дверях у выхода во двор, где мой похититель сорвал с лежащего на ступенях тела кожаный ремень. Он крепко закрутил его вокруг моего запястья, а второй конец прикрепил к собственной руке, заставляя меня идти почти вплотную к нему. Стоя на две ступеньки выше, я смотрела на его склоненную голову, пока он завершал эту нехитрую работу с тщательностью, которая, как мне показалось, была присуща ему во всем.

– Это не ты убил моего отца.

– Нет, я. Я – тот вождь, которого перехитрил Эней. Это значит, я отвечаю за каждую смерть.

– Как тебя зовут?

– Ахилл, – кратко ответил он, проверил свою работу и потащил меня за собой во двор.

Чтобы поспеть за ним, мне приходилось бежать. Ахилл. Я должна была знать. Эней упомянул его в последнюю очередь, но я слышала это имя уже много лет.

Мы покинули Лирнесс через главные ворота – они были открыты, и через них туда-сюда сновали ахейцы, мародерствуя и распутничая, у кого-то в руках были факелы, у кого-то – винные мехи. Ахилл не сделал никакой попытки их приструнить. Он не обратил на них внимания.

У конца дороги на вершине холма я повернулась, чтобы бросить взгляд на долину Лирнесса.

– Ты сжег мой дом. Я прожила в нем двадцать лет и рассчитывала жить и дальше, пока меня не выдали бы замуж. Но такого я не ждала никогда.

Он пожал плечами:

– Превратности войны, девочка.

Я указала на крошечные фигурки грабивших город солдат.

– Разве ты не можешь помешать им вести себя как дикие звери? Разве это так необходимо? Я слышала, как кричали женщины, и все видела!

Он цинично ухмыльнулся: