Песнь о Трое

После полудня на меня никто не обращал внимания. Сначала я сидела на ложе, судя по всему принадлежавшем Ахиллу, и с любопытством изучала голую и ничем не примечательную каюту. У подпорки палубы стояли несколько копий, простые дощатые стены никогда не знали краски, и сама каюта была крошечной. В ней было только два достойных внимания предмета: один – изысканное покрывало из белого меха на ложе, а другой – массивная чаша для вина с четырьмя ручками, по бокам которой были выгравированы изображения Громовержца на троне, каждую ручку которого украшала фигурка коня на полном скаку.

И тут мое горе прорвалось и поглотило меня, наверное потому, что в первый раз с тех пор, как я стала пленницей, вокруг не было ни одного врага, от которого мне нужно было бы обороняться. Пока я сидела здесь, тело моего отца бросили на лирнесскую мусорную свалку, на корм постоянно голодным городским собакам: это была обычная участь знатных мужей, павших в битве. По моему лицу текли слезы, я бросилась на покрывало из белого меха и зарыдала. Остановиться я не могла. Белый мех под моей щекой примялся и стал скользким, а я все рыдала, причитая и всхлипывая.

Я не услышала, как открылась дверь, поэтому, когда на мое плечо легла чья-то рука, сердце заколотилось у меня в груди, как у пойманного зверька. И все мои великие мысли о неповиновении унеслись прочь; я думала только о том, что меня нашел верховный царь Агамемнон, и вся сжалась.

– Я принадлежу Ахиллу, я принадлежу Ахиллу!

– Это мне известно. За кого ты меня приняла?

Прежде чем поднять лицо, я тщательно убрала с него выражение облегчения и промокнула слезы тыльной стороной ладони.

– За верховного царя Эллады.

– Агамемнона?

Я кивнула.

– Где он?

– В шатре на берегу.

Ахилл подошел к ящику у дальней стены, открыл его, порылся внутри и бросил мне квадратный кусок тонкой ткани.

– Вот, высморкайся и утри лицо. А не то заболеешь.

Я сделала так, как мне было велено. Он снова подошел ко мне и с сожалением посмотрел на покрывало.

– Надеюсь, на нем не останется пятен. Это подарок моей матери.

Он критически осмотрел меня.

– Что, Феникс не смог найти тебе ванну и чистый хитон?

– Он предлагал. Я отказалась.

– Но мне ты не откажешь. Когда слуги принесут тебе лохань и чистую одежду, ты ими воспользуешься. Иначе я прикажу вымыть тебя насильно, и делать это будут не женщины. Понятно?

– Да.

– Хорошо.

Он положил руку на задвижку, но помедлил.

– Как тебя зовут?

– Брисеида.

Он понимающе усмехнулся.

– Брисеида. «Торжествующая победу». Ты уверена, что ничего не придумываешь?

– Моего отца звали Брис. Он был двоюродным братом дарданского царя Анхиса и его ближайшим помощником. Его брат Хрис был верховным жрецом Аполлона. В нас течет царская кровь.

Вечером за мной пришел мирмидонский воин, снял мои цепи с балки и, держа их в руке, отвел меня к борту корабля. Через перила была переброшена веревочная лестница, и он знаком приказал мне спускаться, оказав любезность – разрешив пойти первой, чтобы не заглядывать под юбки. Корабль стоял, вытащенный на гальку, которая больно впивалась в мои босые ступни.

На берегу был раскинут огромный кожаный шатер, хотя я не могла припомнить, что видела его со своего осла. Мирмидонянин ввел меня внутрь. Там сгрудилось больше сотни лирнесских женщин. Никого из них я не знала. Цепи были только на мне. Когда я стала искать в толпе хоть одно знакомое лицо, их глаза уставились на меня с испуганным любопытством. Вон там, в углу! Ни у кого больше нет таких великолепных золотых волос. Мой страж не отпускал цепи, но, когда я двинулась по направлению к углу, он не стал мне препятствовать.

Моя двоюродная сестра Хрисеида сидела, закрыв руками лицо; когда я дотронулась до нее, она подскочила в панике, уронив руки. Она посмотрела на меня, не веря своим глазам, а потом кинулась ко мне и разрыдалась.

– Что ты здесь делаешь? – Я была в недоумении. – Ты – дочь верховного жреца Аполлона, ты неприкосновенна.

Ответом был стон. Я встряхнула ее.

– О, только прекрати плакать!

Поскольку с раннего детства я всегда помыкала ею, она меня послушалась.

– Они все равно взяли меня, Брисеида.

– Это святотатство!

– Они говорят, что нет. Мой отец надел доспехи и сражался. Жрецы не сражаются. Поэтому они отнеслись к нему как к воину и взяли меня.

– Взяли тебя? Тебя изнасиловали? – задохнулась я.

– Нет-нет! Те женщины, которые одевали меня, говорили, что воинам отдают только простых женщин. Тех, кто в этой комнате, сохранили для какой-то особой цели.

Она взглянула вниз и увидела мои путы.

– О, Брисеида! Они посадили тебя на цепь!

– По крайней мере у меня есть очевидное доказательство моего положения. С таким украшением никто не сможет принять меня за солдатскую потаскушку.

– Брисеида! – Она поперхнулась, и на ее лице появилось знакомое выражение: мне всегда удавалось шокировать бедную, кроткую малышку Хрисеиду.

Потом она спросила:

– Дядя Брис?

– Мертв, как и все остальные.

– Почему ты его не оплакиваешь?

– Я оплакиваю его! – огрызнулась я. – Но я успела пробыть в руках у ахейцев достаточно долго, чтобы понять, что пленной женщине нужно заботиться о себе.