Песнь о Трое

– Что ж, – сказал я, когда он окончил свое повествование, – по крайней мере, теперь мы знаем, почему тебе так хорошо удавалось предсказывать следующий шаг троянцев! Но к чему была такая таинственность? Я – царь царей, Одиссей! Я имел право знать все с самого начала!

– Нет, – возразил Одиссей, – пока ты благоволил Калханту.

– Я и сейчас благоволю Калханту.

– Но подозреваю, что уже не так, как раньше.

– Возможно. Возможно. Продолжай. Какое отношение твои лазутчики имеют к нашему совету?

– В отличие от нашей армии они не сидели без дела. Ходят слухи о том, почему Приам не предпринимает попыток выйти за стены. Говорят, он получил гораздо меньшее подкрепление, чем ожидал, и его войска слишком уступают нам в численности. Это не так. На сегодня у него есть семьдесят пять тысяч воинов, и это не считая почти десяти тысяч боевых колесниц. Когда прибудет царица амазонок Пентесилея и Мемнон с хеттами, он существенно превзойдет нас числом. Кроме того, у него создалось неверное представление, будто у нас едва наберется сорок тысяч воинов. Все эти сведения верны, можешь не сомневаться. У меня есть люди в кругу Приама и Гектора.

Он прошелся по комнате, в которой было мало народу и можно было расхаживать беспрепятственно.

– Прежде чем продолжу, я должен сказать кое-что о троянском царе. Приам – старый, очень старый человек и потому склонен к сомнениям, нерешительности, страхам и предрассудкам, которые свойственны всем старикам. Короче говоря, он не Нестор. Никто от него этого и не ждет. Он правит Троей намного более властной рукой, чем любой из царей Эллады, – он в буквальном смысле владыка всему, на что падет его взор. Даже его сын и наследник не смеет указывать ему, что делать. Агамемнон собирает советы. Приам собирает собрания. Агамемнон слушает нас и считается с нашим мнением. Приам слушает только себя и тех, кто повторяет его мысли.

Он остановился и посмотрел на нас.

– Вот каков человек, которого нам предстоит перехитрить, которого мы должны подчинить своей воле так, чтобы он ничего не заподозрил. Гектор рыдает, когда ходит по стенам, считая своих воинов и видя, что мы сидим на берегу Геллеспонта, словно фрукт, который созрел и сам просится в корзину. Эней волнуется и сгорает от нетерпения. Только Антенор бездействует, ибо поступает так, как хочется Приаму, – и Приам тоже бездействует.

Одиссей снова прошелся по комнате. Все головы, как одна, поворачивались вслед за ним.

– Так почему же Приам бездействует, раз у него есть больше, чем хорошая возможность прямо сейчас выгнать нас из Троады? Действительно ли он ждет Мемнона и Пентесилею?

Нестор кивнул:

– Несомненно, так оно и есть. Именно так старик бы и поступил.

Одиссей перевел дыхание; его голос становился все громче.

– Но мы не можем позволить ему ждать! Он должен выйти из города прежде, чем позволит себе потерять тысячи воинов. Мои лазутчики намного лучше тех, которые служат Приаму, и я могу утверждать, что Пентесилея и Мемнон прибудут раньше, чем зима перекроет подступы с внутренних земель. Амазонки – всадницы, поэтому считаются конным войском. С ними троянская конница перевалит за двадцать тысяч. Она будет здесь раньше чем через две луны, и Мемнон придет следом.

Я сглотнул.

– Одиссей… я даже не предполагал… почему ты не сказал нам раньше?

– Мои сведения только теперь стали полными, Агамемнон.

– Понятно. Продолжай.

– Затаился ли Приам только из осторожности или на это есть другие причины? – На этот вопрос Одиссей ни от кого не ждал ответа. – Осторожность – ответ неверный. Он бы разрешил Гектору выступить уже сейчас, если бы не Ахилл с его мирмидонянами. Он боится Ахилла и мирмидонян больше, чем всех остальных наших воинов вместе со всеми вождями. Отчасти причина этого страха в старых предсказаниях оракулов, в которых говорится, что именно от руки Ахилла падет гордость Трои. Отчасти причина в том, что у троянцев мирмидоняне считаются непобедимыми, ибо Зевс сотворил их из армии муравьев, чтобы дать Пелею лучших воинов в ойкумене. Что ж, нам всем известно, каковы смертные: суеверны и доверчивы. Но именно по этим двум причинам Приам хочет найти для Ахилла и мирмидонян козла отпущения.

– Пентесилею и Мемнона? – с мрачным лицом спросил Ахилл.

– Пентесилею. Ее и ее всадниц окружают тайны, и они принесут с собой женскую магию. Понимаете, Приам не может позволить Гектору сразиться с Ахиллом. Даже если бы Аполлон пообещал троянцам победу, Приам не позволил бы Гектору сойтись в поединке с тем, от чьей руки, согласно предсказаниям, падет гордость Трои.

В глазах Ахилла сверкнула радость, но он промолчал.

– У Ахилла есть редкий дар, – сухо заметил Одиссей. – Он ведет армию в бой, словно сам Арес. И за ним идут мирмидоняне.

Нестор вздохнул.

– Вернее некуда!

– Рано отчаиваться, Нестор! – бодро ответил Одиссей. – У меня тоже есть дар.

Диомед – конечно же, он уже все знал, что бы это ни было, – улыбался. Ахилл смотрел на меня, а я смотрел на него, Одиссей же смотрел на нас обоих. Потом он ударил жезлом в пол с таким звоном, что мы подпрыгнули, и, когда он заговорил снова, его голос гремел как гром.