Песнь о Трое

Тишину разорвал резкий, протяжный крик. Коридоры дворца наполнились людьми, мужи нагими выскакивали из постелей, схватив мечи, ошеломленные и медлительные от слишком большого количества выпитого накануне вина. Это позволило нам обойтись без спешки, легко отбить их неловкие удары и с такой же легкостью их порубить. Женщины выли и визжали, мраморные плитки у нас под ногами стали скользкими от крови. Только немногие поняли, что случилось. Некоторые оказались достаточно бдительны, чтобы рассмотреть меня в доспехах моего отца, и бросились прочь, крича, что Ахилл привел войско яростных призраков.

Мое сердце жаждало крови, и я не щадил никого. По мере того как стражники просыпались и выбегали в коридоры, сопротивление усилилось; по крайней мере, у нас наконец-то был настоящий бой, пусть даже вести его приходилось иначе, чем на большом поле. Женщины вносили беспорядок и панику, не давая защитникам крепости свободно маневрировать. За мной следовали остальные воины из коня; страстно желая найти Приама, я предоставил им убивать в свое удовольствие. Только Приам мог заплатить за жизнь Ахилла.

Но троянцы любили его, своего глупого старого царя. Те, кто проснулся с достаточно трезвой головой, надевали доспехи и обходными путями бежали по лабиринту защищать его. Мой путь преградила стена вооруженных мужей с копьями, выставленными вперед, как пики, и лицами, говорившими, что они готовы умереть за царя Приама. Меня догнал Автомедонт с остальными; я мгновение постоял, обдумывая следующий ход. Ощетинившись копьями, они ждали моего движения. Я закрылся щитом и бросил взгляд через плечо.

– Я возьму их!

Я так быстро прыгнул вперед, что воин, стоявший прямо напротив меня, инстинктивно отступил в сторону, нарушив их фронт. Я упал на них, пользуясь щитом как стеной. Вес мужа в доспехах был слишком огромен, чтобы они смогли ему противостоять, – их строй тут же сломался, и копья стали бесполезны. Теперь я взмахнул секирой: один лишился руки, другой – половины груди, третий – макушки. Это было все равно что срезать молодые побеги. В рукопашной мой рост и длина руки давали мне неоспоримое преимущество, поэтому я стоял и рубил направо и налево.

Покрытый кровью с головы до ног, я перешагнул через тела и обнаружил, что попал в колоннаду, окружающую маленький дворик. В центре стоял алтарь, возведенный на помосте в несколько ярусов; большое лавровое дерево с густой листвой защищало его от солнца. На верхней ступеньке скрючился Приам, царь Трои, его белая борода и волосы в проходящем сквозь листву лавра свете отливали серебром, костлявое тело было закутано в льняной хитон, в котором он спал.

Я крикнул ему оттуда, где стоял, повесив секиру на пояс:

– Приам, возьми меч и умри!

Но он смотрел пустым взглядом на что-то позади меня, его мутные глаза были полны слез; то ли он ничего не понимал, то ли ему было все равно. Воздух наполнился шумом смерти и сутолоки, даже небо стало ниже от дыма. На грани безумия он сидел у подножия алтаря Аполлона, а вокруг него умирала Троя. Я думаю, он так никогда и не понял, что мы вышли из коня, бог пощадил его. Все, что он понимал, это то, что у него больше не осталось причин жить.

Рядом с ним сгорбилась древняя старуха, которая цеплялась за его руку, ее глотка извергала постоянный вой, больше присущий собаке, чем человеческому существу. Спиной ко мне у жертвенника стояла молодая женщина с огромной копной черных кудрей, ее ладони лежали на жертвенной плите, голова была запрокинута в молитве.

На защиту Приама пришли свежие силы; я встретил их атаку с презрением. У некоторых на доспехах были символы сыновей Приама, что только разъярило меня еще больше. Я убивал их, пока не остался только один, совсем еще мальчик, – Ил? Какая разница? Когда он бросился на меня с мечом, я легко обезоружил его, потом схватил за длинные, распущенные локоны левой рукой, сбросив щит. Он вырывался, барабаня кулаками по моим наголенникам, но я опрокинул его на спину и подтащил к подножию алтаря. Приам с Гекабой вцепились друг в друга; молодая женщина не обернулась.

– Приам, вот твой последний сын! Смотри, как он умрет!

Я поставил на грудь мальчика ногу и поднял его плечи от земли, а потом раздробил ему голову тупым концом секиры. Приам вскочил на ноги, словно заметив меня в первый раз. Не отводя глаз от тела своего последнего сына, он потянулся к копью, стоявшему у стены алтаря. Его жена пыталась остановить его, завывая, как волчица.