Песнь о Трое

Со струйками соленой слюны, вытекающими из уголков рта, я упал на колени, сломленный страхом, одинокий, в слезах, полный чувства утраты; вся моя молодость и сила были бессильны помочь мне изгнать охвативший меня смертельный ужас. Моя левая рука задрожала, левая половина лица искривилась, спина напряглась и выгнулась дугой. И все же я цеплялся за край сознания, твердо намереваясь не позволить этим ужасным конвульсиям захватить меня еще больше. Солнце уже село, окрасив небосвод в розовый цвет. Неподвижный воздух наполнился птичьим пением.

Дрожа как в лихорадке, я поднялся на ноги; во рту стоял привкус гнили. Мне даже не пришло в голову поднять вещи или вспомнить про Старый Пелион. Все, чего я хотел, это вернуться к нашему биваку и умереть на руках у Патрокла.

Он был на месте; услышав мои шаги, подбежал и, потрясенный моим видом, уложил меня у костра на ложе из теплых шкур. Стоило мне глотнуть вина, и я почувствовал, как привычное ощущение жизни возвращается в мое тело. Я стряхнул остатки бессознательной паники и сел, с безграничной благодарностью прислушиваясь к глухому стуку собственного сердца.

– Что случилось? – спросил Патрокл.

– Проклятие, – ответил я охрипшим голосом. – Морок.

– Вепрь тебя ранил? Ты упал?

– Нет, с вепрем я легко справился. Потом спустился к морю, чтобы смыть его кровь. И там меня ждал морок.

С глазами, расширенными от удивления, он присел на корточки.

– Что за морок, Ахилл?

– Словно ко мне пришла смерть. Я чувствовал ее запах и вкус. Бухта сжалась, храм вырос до гигантских размеров – ойкумена искривилась, сменив облик подобно Протею. Патрокл, мне казалось, я умираю! Я никогда не чувствовал себя так одиноко! И я был беспомощен, как старик, меня охватил малодушный страх. Так что же со мной случилось? Прогневал ли я кого-нибудь из богов? Может, я оскорбил чем-нибудь владыку небес и владыку морей?

На его лицо легла тень озабоченности и сочувствия; потом он сказал мне, что я выглядел так, словно и правда получил поцелуй смерти, ибо в лице у меня не было ни кровинки, я дрожал как осина на ветру, и нагота моя была прикрыта лишь порезами и царапинами.

– Приляг, Ахилл, дай я накрою тебя от холода. Это мог быть и не морок, а просто сон.

– Скорее уж ночной кошмар.

– Поешь немного и выпей еще вина. За убийство вепря крестьяне принесли нам четыре шкуры самой лучшей выделки.

Я прикоснулся к его руке:

– Если бы я не нашел тебя, Патрокл, то сошел бы с ума. Мне невыносима сама мысль, что я умру в одиночестве.

Он взял мои руки в ладони и поцеловал.

– Я намного больше, чем просто твой двоюродный брат, я – твой друг. Я всегда буду с тобой.

Мягко и совсем не страшно навалилась дремота. Патрокл проснулся раньше меня; потрескивал костер, над языками пламени на вертеле крутился кролик, которому суждено было стать нашим завтраком. Хлеб тоже был, принесенный женщинами из деревни в благодарность за убийство вепря.

– Выглядишь как обычно, – широко улыбнулся Патрокл, протягивая мне жареного кролика на хлебной лепешке.

– Да, – сказал я, принимая еду.

– Ты помнишь все так же ясно, как и вчера вечером?

Меня бросило в дрожь, но хлеб с кроликом отогнал страшные воспоминания.

– И да и нет. Морок, Патрокл. Кто-то из богов говорил со мной, а я не понял, что он хотел мне сказать.

– Время все прояснит.

Патрокл суетился, занимаясь мелкими делами, которые взял на себя, чтобы я всегда был устроен как можно удобнее; как я ни старался, мне не удалось отучить его от привычки прислуживать.

Он был на пять лет старше меня. Когда отец Патрокла, Менетий, умер от болезни на Скиросе, царь Скироса, Ликомед, усыновил его и сделал своим наследником. Как давно это было… Нас соединяло родство: Менетий был незаконнорожденным сыном моего деда Эака, – оба остро чувствовали нашу кровную связь еще и потому, что были единственными сыновьями и ни у одного из нас не было сестер. Ликомед был о нем очень высокого мнения, что вовсе не удивительно. Патрокл относился к редкому типу истинно достойных мужей.

Завтрак был съеден, бивак свернут, я надел набедренную повязку и сандалии, заткнул за пояс бронзовый кинжал и взял другое копье.

– Жди меня здесь. Я скоро вернусь. Моя одежда и трофеи все еще на берегу. И Старый Пелион тоже.

– Можно пойти с тобой? – быстро спросил Патрокл с испуганным видом.

– Нет. Это дело между богом и мной.

Его глаза опустились.

– Как скажешь, – кивнул он.

В этот раз найти путь было легче, и я шел по нему так быстро, как мог бы идти лев. Когда я спустился к морю собрать одежду, взять клыки и Старый Пелион, бухта выглядела вполне невинно. Нет, источник морока был в другом месте. И в этот момент мой взгляд, странствуя по вершине утеса, упал на святилище. Мое сердце гулко забилось. Где-то на этой стороне острова добровольно служила Нерею моя мать – так это ее владения? Я забрел по ошибке в ее святилище, оскорбил ненароком кого-то из старых богов и был за это повержен?