– А здесь – дары для твоих мужей.
И те и другие восторженно загудели, но никто не двинулся с места, пока царь не дал своего разрешения. Они тут же сгрудились у столов, радостно перебирая вещи.
– А это, мой господин, – я взял у моряка завернутый в льняную ткань предмет, – для тебя.
С просветлевшим лицом он сорвал с него покров – это была двуглавая критская секира с бронзовыми лезвиями и дубовой рукоятью. Я протянул ему подарок, и, светясь от удовольствия, он подставил руки, чтобы принять его.
И в этот самый момент снаружи раздался пронзительный, громкий крик тревоги. Кто-то затрубил в рог, где-то вдали Аякс проревел военный клич саламинцев. Послышался лязг скрещенного оружия, который ни с чем нельзя было спутать; Аякс закричал снова, на этот раз ближе, словно ему пришлось отступить. Женщины завизжали и бросились врассыпную, мужчины сконфуженно спрашивали, в чем дело, царь Ликомед, мертвенно-бледный, позабыв про свою секиру, воскликнул, явно не зная, что делать:
– Пираты!
Аякс проревел еще один клич, громче и намного ближе, – воинственный клич со склонов Пелиона, которому мог научить только Хирон. Посреди поразившего всех глубокого оцепенения я перевернул секиру, схватившись обеими руками за рукоять и подняв лезвие над головой.
Кроме меня еще кое-кто тоже двигался, ворвавшись в тронный зал с такой силой, что охваченные ужасом женщины, столпившиеся в дверях, разлетелись в стороны, как мотки с пряжей. Вроде женщина. Понятно, почему Ликомед не осмелился нам ее показать! Нетерпеливо срывая с себя льняной пеплос, под которым обнаружилась грудь, такая мускулистая, что я уставился на нее в восхищении, она бросилась к столу, заваленному оружием. Ахилл. Наконец-то!
Он с грохотом свалил содержимое стола на пол, схватил щит и копье и выпрямился во весь рост; каждая жилка была готова к бою. Я шагнул к нему, протягивая секиру.
– Вот, моя госпожа, возьми! Похоже, она твоего размера. – Я взмахнул секирой, и мои руки заломило от напряжения. – Или передо мной царевич Ахилл?
О, выглядел он престранно! То, что должно было быть в нем красивым, на самом деле таким не было, несмотря на хвалебные речи Патрокла. Но это не рот лишал его красоты: он даже придавал ему чувственность, которой ему так не хватало, – некрасивость, как я всегда потом думал, шла у него изнутри. Желтые глаза были полны гордости и ясного разума – это был не увалень Аякс.
– Спасибо! – крикнул он, смеясь мне в ответ.
Аякс вошел в зал, все еще сжимая оружие, которое он использовал, чтобы создать панику, увидел стоящего рядом со мной Ахилла и зарычал. В следующее мгновение он заключил Ахилла в объятия, сжав с такой силой, что, будь я на его месте, он раздавил бы мне ребра. Ахилл стряхнул его, по всей видимости ничуть не пострадав, и обхватил рукой за плечи.
– Аякс, Аякс! Твой клич пронзил меня как стрела! Я должен был ответить, больше медлить не мог. Когда издал старый военный клич Хирона, ты звал меня – как мог я устоять?
Найдя взглядом Патрокла, он протянул ему руку.
– Сюда, ко мне! Мы идем войной на Трою! Сбылась моя самая заветная мечта, отец Зевс ответил на мои молитвы.
Ликомед стоял в стороне, со стенаниями ломая руки.
– Сын мой, сын мой, что же с нами теперь будет? Ты нарушил клятву, которую дал своей матери! Она разорвет нас на части!
Все замолчали. Ахилл тут же пришел в себя, его лицо помрачнело. Я поднял брови, глядя на Нестора, и мы оба вздохнули. Вот и ответ.
– Не понимаю, как мог я ее нарушить, отец, – наконец произнес Ахилл. – Я действовал непроизвольно, бездумно ответив на призыв, которому был научен, когда был мальчишкой. Я услышал Аякса и ответил ему. Я не нарушил никакой клятвы. Ее уничтожила хитрость другого мужа.
– Ахилл говорит правду, – громко заявил я. – Я обманул вас. Ни один бог не сочтет вас виновными в клятвопреступлении.
Конечно, я их не убедил, но зло было совершено.
Ахилл восторженно поднял руки над головой и потянулся к Аяксу с Патроклом, чтобы их обнять.
– Братья, мы идем на войну, – заявил он, непрестанно улыбаясь, и благодарно посмотрел на меня. – Это наша судьба. Даже своими самыми отвратительными заклятиями моя мать не могла убедить меня в обратном. Я был рожден стать воином, сражаться бок о бок с величайшими мужами нашей эпохи, завоевать вечную славу!
То, что он сказал, скорее всего было правдой. Я мрачно посматривал на них, блистательное трио юношей, вспоминая жену и сына и думая обо всех тех бесконечных годах, которые должны будут пройти между началом моего изгнания и возвращением. Ахилл получит у стен Трои свою вечную славу, но я с радостью променял бы свою долю этого товара, цену которого так часто преувеличивают, на право завтра же вернуться домой.
Мне все же удалось вернуться на Итаку – под предлогом, будто мне нужно лично отобрать воинов, которые отправятся со мной в Трою. Агамемнон был сильно раздосадован, видя, что я покидаю Микены; он играл свою роль намного увереннее, если мог положиться на меня.