Песнь о Трое

Увлекая мой меч за собой, он упал так быстро, что я не успел подхватить его, чтобы помочь. Я выпустил рукоять, словно обжегшись, видя, как он лежит у моих ног, еще живой, но смертельно раненный. Его огромные черные глаза уставились на меня, говоря, что он знает об этом и принимает свою судьбу. Клинок наверняка рассек все кровяные жилы на своем пути и вошел в кость, но, пока он находился в ране, смерть не могла наступить. Гектор медленно, судорожно задвигал руками, пока они не сомкнулись на отчаянно остром клинке. В ужасе решив, что он хочет выдернуть его прежде, чем я буду к этому готов – буду ли я готов когда-нибудь? – я упал рядом с ним на колени. Но он больше не двигался. Он тяжело дышал, костяшки пальцев побелели от усилия, с которым он сжимал меч, из раненой руки сочилась кровь.

– Ты хорошо сражался.

Его губы дрогнули; он немного повернул голову набок и с усилием попытался заговорить. Из раны струей хлынула кровь. Я взял его лицо в ладони, покрытые его кровью. Шлем откатился в сторону, и его свернутая в кольцо коса черных волос упала в пыль, ее кончик начал расплетаться.

– Самым большим наслаждением для меня было бы сражаться с тобой бок о бок, а не лицом к лицу.

Хотел бы я знать, что он желал от меня услышать. И сказал бы все, что угодно. Почти.

В его глазах светилось понимание. Из уголка рта потекла тонкая струйка крови – его время быстро уходило, но мысль о его смерти все еще была мне невыносима.

– Ахилл…

Я едва расслышал свое имя и наклонил голову, пока мое ухо почти коснулось его губ.

– Что?

– Отдай мое тело… моему отцу…

Все, что угодно, но только не это.

– Не могу, Гектор. Я поклялся отдать тебя Патроклу.

– Верни меня… Если я пойду к Патроклу… твое тело скормят троянским псам.

– Будь что будет. Я дал клятву.

– Тогда все… кончено.

Он напряг все свои оставшиеся силы, и его руки еще крепче схватились за рукоять. Последним усилием он вытащил лезвие. Его глаза сразу же померкли, в горле заклокотало, из ноздрей выступила розовая пена, и он умер.

Я неподвижно стоял на коленях, продолжая держать его голову. Вся ойкумена застыла в молчании. Возвышавшиеся надо мной зубчатые стены были также безжизненны, как умерший Гектор, армия Агамемнона у меня за спиной тоже не издала ни звука. Как же он был красив, мой троянский близнец, моя лучшая половина. И как я скорбел о его кончине. Какая боль! Какое горе!

«Ахилл, почему ты любишь его? Ведь он убил меня!»

С заколотившимся сердцем я вскочил на ноги. Во мне говорил голос Патрокла! Гектор был мертв. Я поклялся убить его, но сейчас, вместо того чтобы ликовать, я рыдал. Я рыдал! А Патроклу нечем было заплатить за переезд через реку.

Мое движение разорвало тишину. Со смотровой башни послышался страшный крик отчаяния – Приам протестовал против смерти возлюбленного сына. Его крик подхватили другие. Воздух наполнился женскими воплями, мужи хулили богов, глухие удары кулаков о грудь словно отбивали поминальную дробь, а позади воины Агамемнона все выкрикивали и выкрикивали ликующие приветствия.

Я принялся грубо срывать с Гектора доспехи, вырывая из сердца непрошеную печаль, желая изгнать скорбь из своего существа, – каждую сорванную часть доспехов я сопровождал проклятием. Когда я закончил, подошедшие цари стали в круг над нагим телом, Агамемнон с ухмылкой рассматривал мертвое лицо. Он поднял копье, которое принес с собой, и вонзил его Гектору в бок; все остальные последовали его примеру, нанося беззащитному мертвому воину удары, которых не могли нанести, пока он был жив.

Мне стало дурно, и я отвернулся – вот она, возможность раскалить свой гнев добела и высушить слезы. Когда я повернулся, то увидел, что не оскорбил тела Гектора только Аякс. Как можно было называть его увальнем, если только он был способен понять? Я грубо оттолкнул Агамемнона и остальных прочь.

– Гектор принадлежит мне. Уберите оружие и уходите!

Пристыженные, они отступили назад: ни дать ни взять горстка хитрых бродячих псов, которых отогнали от украденной еды.

Я снял пурпурную перевязь с крепления на кирасе и вытащил кинжал. Потом я надрезал его сухожилия на пятках и продел выкрашенную, инкрустированную аметистами кожу сквозь надрезы; Аякс бесстрастно наблюдал за гибелью своего подарка. Автомедонт подогнал колесницу, и я укрепил перевязь за перекладину пола.

– Спускайся. Я поведу сам.

Моя белая тройка почуяла запах смерти и бросилась вперед, но, когда я обернул вожжи вокруг своей талии, лошади успокоились. Взад и вперед под смотровой башней гонял я колесницу под горестные стоны с троянских стен и ликование армии Агамемнона.

Волосы Гектора расплелись и тащились по истоптанной земле, пока не посерели от пыли, поднятые руки безвольно волочились по обеим сторонам головы. Всего двенадцать раз я прогнал лошадей между башней и Скейскими воротами, возвещая нашу победу. Потом я поехал на берег.