Песнь о Вещем Олеге

Часовой прохаживался возле калитки, служба была размеренной и безмятежной. В деревню посторонние заезжали крайне редко. Поэтому, завидев приехавших, он не знал, как ему себя вести, то ли сначала доложить командиру и после пропустить пожаловавших, на ночь глядя, гостей или зайти вместе с ними. Пока тот соображал, троица вошла в избу. Караульный кинулся следом, но обернувшийся мощный полицай остановил того знаком, что для чистокровного баварца «не лезло ни в какие ворота», но солдат напугался.

В светлице находились двое. Один лет сорока расхаживал по комнате в расстегнутом кителе оберлейтенанта, второй – ефрейтор лет пятидесяти. На столе и под ним стояли пустые бутылки из-под пива. В комнате было сильно накурено.

Ремпель на хорошем немецком обратился к старшему по званию с просьбой остаться наедине для конфиденциальной беседы. Оба фашистов недоуменно переглянулись, но лейтенант, соответственно, кивнул ефрейтору и тот вышел, за ним проследовал Одиноков. Несколько раздраженно хозяин спросил:

– Что за странности?

Вместо Алексея ответил Ковригин:

– Я командир партизанского отряда «Мститель». Наверное, слышали? – дождавшись перевода, и внимательно изучив нервную реакцию гитлеровца, Поликарп продолжил:

– Не делайте необдуманных поступков. Иначе, через мгновения вас лично и вашего небольшого гарнизона не станет. Девять минометов нацелены на казарму, посты полицаев под снайперским прикрытием, плюс сотня автоматчиков не оставляют вам шансов.

Немец нервозно взял сигарету и посмотрел на Ремпеля, видимо, ожидая, что тот даст ему прикурить. Алексей правильно оценил его взгляд и, не забывая о недавнем разговоре с Ковригиным, цинично сплюнул на пол, нагло смотря в глаза захватчика. От себя переводчик добавил:

– Не забывайте, что на этой земле мы хозяева. И грабить народ далее не позволим. Сами тоже не разбойники, пришли к вам по-соседски, кое-что забрать. Вы же не откажите?

– Ты чего там отсебятину несешь? – спросил Карп переводчика.

– Все нормально, товарищ командир, немец интересуется, что надо нам, – ответил переводчик.

– Спроси, есть ли у них врач.

Слово «нэйн», командир партизанского отряда, понял и без перевода. Немец продолжал:

– Простуду и иные мелкие заболевания лечит польский военнослужащий с железнодорожной станции. Для другого – в Большом Полпино развернут госпиталь.

– Нам нужны лекарства, – Ковригин прошелся по светлице, остановился около стола, взял бутылку пива и открывалку после нехитрых манипуляций залпом опустошил емкость.

– Какие лекарства? Повторяю, здесь нет больницы, – запричитал офицер.

– Обезболивающие, анестетики и антисептики.

Переводчик замолчал, явно затрудняясь в переводе услышанных от Ковригина слов. Потом собрался с мыслями и своими словами сумел разъяснить немцу, требуемые медикаменты. Тот замотал головой.

– Я могу дать вам несколько офицерских аптечек. Не более. Там имеются обеззараживающие средства и спиртовые и в таблетках. Есть болеутоляющие порошки, бинты, вата. Но какая анестезия?

– Хорошо, возьмем это. Радиостанция есть?

– Не зачем нам, телефон имеем.

– Теперь оружие и боеприпасы.

Оберлейтенант изменился в лице, на него было жалко смотреть, он вымолвил:

– Как вы себе это представляете? Я отгружу врагу вооружение. Меня за это расстреляют.

– Это ваши внутренние трудности. Делай это скрытно, во избежание трибунала, можем помочь. Скажем, устроить поджог склада, тебя потом свяжем. Годиться?

Фашист подсел к столу, взял свою недопитую бутылку с пивом, сделал несколько глотков. К нему постепенно возвращалась уверенность, немец вспомнил, что завоеватель это он, сила за Германией. Этот маскарад просто дешевый блеф лесных разбойников и офицер произнес:

– Я отказываюсь.

Поликарп вышел в сени. Там полицай Одиноков обучал немецкого ефрейтора русским словам. Карп дал фашисту понять, что старший приглашает его и сделал знак войти Макару. Когда все вернулись в помещение. Карп обратился к кубанскому богатырю:

– Очень надо ефрейтора одним ударом прибить. Сможешь?

– С удовольствием. Три раза обозвал меня русской свиньей и требовал научить, что надо говорить нашим бабам, чтобы они ему дали.

– После расскажешь, Иваныч, после.

Ефрейтор не понимал, что происходит. Было ощущение, что в избе командуют эти русские прислужатели с тряпками на рукавах. Он собрался прояснить ситуацию у своего командира и тут же получил от Макара страшенный удар в челюсть. Фашист отлетел от центра светлицы метра на три и свалился замертво. Оберлейтенант в испуге вскочил со скамьи. Но оказавшийся рядом Одиноков могучими руками усадил его обратно.

– Не дергайся, срань фашистская. Этот дядя, – Ковригин указал на Одинокова, – одним ударом кулака убивает быка трехлетку. Понял? Переводчик переводил с явным удовольствием. А Макар Иванович, видимо, никогда этого не делал и прикидывал в уме – сможет так или нет. Решил, что бычок ему под силу, хотя очень любил животных.

– Следующий ты,– продолжал командир.

Одиноков за грудки вытащил немца в центр комнаты. Тот запричитал, что согласен отдать все оружие со склада.