Песнь о жизни

— О вас и о том, как вы отказались от машины… Вы настоящий рыцарь, Вацлав Вацлавович. Почему так много грубости и даже нарочито грубых? Что делает вас другим — внимательным, заботливым?

— Не преувеличивайте, Ольга Константиновна. Мне хотелось погулять, вот я и пошел.

— А если бы не хотелось? Вы оставили бы меня одну? Ведь нет!

— Не стоит так много говорить о пустяках. А грубость надо тоже понять. Революция подняла целину. Откуда сразу взяться культуре? Поработают, поучатся — увидите, какими будут!..

Он глубоко вздохнул и сказал, глядя на Петропавловскую крепость и Зимний дворец:

— Как свободно дышится на Неве… Пройдет пятьдесят лет, замечательным будет наш город!..

Воровский в то время заведовал Госиздатом. Он часто приезжал в Питер: здесь было много издательств, книжных магазинов, складов. Одним из таких книжных складов заведовала я.

Вацлав Вацлавович страстно любил книги и великолепно знал их. Приезжая из Москвы, он каждый раз заходил к нам на склад.

— Как дела? Как живете? — спросит он, здороваясь, а сам смотрит на стол. Прекрасно знает, что там приготовлено для него много редких книг. Не снимая пальто, он перелистывает одну, другую… Оторваться не может!

— Да вы садитесь! — говорю я, пододвигая к нему всё новые и новые стопки.

— О, это чудесная книга! Где вы достали ее?.. А вот эта нужна Владимиру Ильичу. В Москве мы не могли ее разыскать…

Вацлав Вацлавович перелистывает, читает оглавление, рассказывает о книгах. Вот уже весь стол завален просмотренными. Мы с Воровским сидим на полу, разглядывая какой-то старинный фолиант…

В Москве Вацлав Вацлавович не забывал нас и часто писал. Вот одно из сохранившихся у меня писем. В верхнем углу почтового листа напечатано латинским шрифтом «Vorovsky». Мелкий ровный почерк.

«…Если имеете что-либо интересное еще, пришлите. Вы ведь знаете, что нас интересует. В частности, хочу Вас попросить вот что (если найдется): 1. «Вопросы психологии творчества» под редакцией Овсянико-Куликовского и др. (кажется, 7 или 8 томов)… и русских поэтов после Некрасова (кроме Надсона): от 80-десятников, как Минский, Мережковский и пр., до современных — что найдется. Интересуют меня также всякие капитальные работы по истории и теории литературы, как русской, так и иностранной (монографии, общие сочинения, словари).

Полагаюсь на Ваш выбор и поручаю себя Вашей заботливости.

Очень рад, что Вы благополучно оправились, и если моя записка помогла, то это хорошо. Как Вы там, здорово мерзнете?..

Сообщите через подателя сего… что Вам нужно, и не требуется ли в чем-либо наше вмешательство.

Крепко жму руку и желаю успеха.

В. Воровский».

Вскоре Вацлава Вацлавовича назначили полпредом в Швейцарию. А через год, в памятный день 1923 года я застыла с газетой в руках:

«В Лозанне убит Воровский!»

Известие это взволновало тогда всю страну.

Когда теряешь близкого, дорогого человека, хочется уйти подальше от людей, от самого себя. В тот день тоже шел дождик. Бродя из улицы в улицу, я спустилась с Биржевого моста и остановилась у какого-то дома…

…Сейчас мне неудержимо захотелось найти этот дом. Да вот он! Только вместо больших, освещенных окон теперь зияют огромные дыры. И кругом надвинулись разбитые, искалеченные обстрелами дома.

Да, это тот самый дом! Тогда я прислонилась вот к этой стенке… Как было тяжело! Я с отчаянием думала о Воровском. Удивительный человек. Представить его мертвым невозможно! Наш Воровский лежит на ступеньках чужого дома, в чужой стране, убитый…

Забыв, что я на улице, прислонилась к мокрому камню дома и тихо заплакала.

— Что с вами? — раздался мягкий, вкрадчивый голос. — Может быть, я могу помочь?

Покачала отрицательно головой.

— А может, расскажете? У меня тоже много горя. Кто-нибудь погиб у вас?

— Воровский.

— Он ваш родственник?

— Нет.

— Так что же о нем плакать? Он из тех, кто погубил Россию!

Слезы высохли на глазах. Сжав кулаки, бросилась на незнакомца.

— Это вы, вы убили его! — закричала я.

— Сумасшедшая, большевистская фанатичка!

Человек с силой оттолкнул меня. Ударившись о камень, я упала… Опомнилась. Вскочила. «Ласкового» господина уже не было…

…Свернула по набережной. На месте «Американских гор» — пепелище. Давно ли ленинградцы с замиранием сердца, вскрикивая, носились с горы на гору.