— Конечно… и именно так, — отвечал юноша. Лицо девушки приближалось к нему, глаза по-прежнему спрашивали о чем-то.
— Нет, нет! — сказал юноша и слегка отклонил ее.
— Почему? — почти моля его, шепнула девушка.
— Так лучше. Ведь я скиталец, и ты станешь тосковать, когда нам придется расстаться.
— Вот именно поэтому! — горячо воскликнула девушка.
— Нет, нет, — настаивал юноша. Он взял обеими руками ее голову и тихо поцеловал в лоб.
В глазах девушки Мелькнуло смятение, но она ничего не сказала и прижалась головой к его груди.
Юноша почувствовал радость победы над самим собой. Теплое дыхание девушки согревало его грудь, он поднял руку и погладил ее волосы.
Вдруг грудь его точно ожгло — горячие губы девушки осыпали ее поцелуями, руки с силой обвились вокруг плеч.
— Что ты делаешь, Гроздь рябины?! — воскликнул юноша и схватил руки девушки, чтобы их разомкнуть. Но ее жгучая ласка пронзила вдруг все его тело и, как огненная лавина, уничтожила все, чему он только что радовался.
— Ах ты, Гроздь рябины! — воскликнул он, точно в бреду, подтянул ее выше, прильнул к ее жадным губам и так крепко сжал ее в объятиях, что у обоих перехватило дыхание.
Первый снег
Снег в этом году выпал позднее обычного — всего за несколько дней до рождества. Должно быть, поэтому люди так обрадовались ему, точно с неба падало серебро.
Дети восторженно кричали и с азартом играли в снежки, женщины вносили снег в комнаты, рассыпали его по полу и потом подметали, мужчины подвешивали к сбруе звонкие колокольчики.
По лесной дороге весело мчались сани, а по шоссе, ведущему в город, точно паломники, бесконечной вереницей тянулись люди. И никто не мог удержаться от того, чтобы не почтить любого встречного — пусть даже совсем чужого человека — веселым приветствием и не перекинуться с ним несколькими словами о первом снеге.
Вечерело.
Олави только что вернулся из лесу с работы и сидел в маленькой каморке, в которой он квартировал. Дверь открылась, и в каморку вошел пожилой человек, один из крестьян этой деревни.
— Добрый вечер! Привет из города! — приветствовал гость.
— Добрый вечер! Присаживайтесь.
— Да некогда… я вам просто приветец из города привез. Остановился позавчера лошадь покормить в Вялимяки, там мне вот это и вручили.
Человек вытащил из-за пазухи маленький сверток и протянул его Олави.
Юноша вспыхнул до корней волос и с трудом пробормотал что-то благодарственное.
Гость и виду не подал, что заметил его смущение. Ласково улыбаясь, он продолжал:
— Мне, правда, сказали, что говорить ничего не надо, просто передать сверток — и все. Но, если хотите, я могу рассказать, как я его получил…
— Да, да, я с удовольствием… — закивал юноша, все еще смущенный.
— Пока я кормил лошадь и пока снова собрался в путь, наступили уже сумерки. Доехал я до луга, слышу: кто-то за мной бежит. Наверное, думаю, что-нибудь забыл, и остановил лошадь.
Смотрю, бежит девушка, ладненькая такая, щеки разрумянились, платок даже, видно, накинуть не успела.
«Забыл что-нибудь?» — спрашиваю.
«Забыли, — говорит она, а сама глаз поднять не смеет. — Я слышала, вы рассказывали, что Олави теперь в вашей деревне?»
«Верно, — говорю. — И что же?»
«Я его знаю, и у меня, — говорит, — дело вот есть…»
«Понятно», — киваю я ей с усмешечкой. Тут она уж совсем смешалась. «Всего только привет», — говорит. «Ну что ж, — говорю, — можно отвезти, дорога хорошая».
«А на вас можно положиться?» — спрашивает она у меня.
«Боишься, что по дороге потеряю?»
«Да, — говорит, — или посмеетесь надо мной».
«Зачем же мне, старому человеку, смеяться?»
«Вот и я так думаю, — говорит девушка. — Возьмите». И дала мне этот пакетик.
«Из рук в руки передать?» — спрашиваю.
«Да! — говорит. — Только не разворачивайте, вы и так поймете, что в нем».
«Да зачем же мне разворачивать?» — успокоил я ее.
«Отдайте ему с глазу на глаз. И ничего не говорите».
«Нет, нет, сделаю как положено», — хотел было я сказать, а она уже бежит от меня во весь дух, только коса развевается. Вот так я этот привет и получил. А теперь мне пора. Счастливо оставаться!
— До свиданья! Большое спасибо… за все.
Олави сел к столу, продолжая держать сверток в руках. Он не спешил его разворачивать и представлял себе, как все произошло.
В избе сидела темноволосая ясноглазая девушка, похожая на ребенка, здесь же, на боковой скамье, устроился проезжий. Он подкреплялся, доставая что-то из дорожной сумки. Проезжий говорил о первом снеге, о хорошей санной дороге, о том, что и в его деревне можно наконец приниматься за лесные работы, о том, что работы в лесу нынче больше прежнего, даже со стороны пришлось человека нанять, молодого такого наняли — Олави зовут.
«Олави!» — воскликнула девушка, и щеки ее вспыхнули. Чтобы лучше слышать, она прекратила свою работу. Но проезжий рассказывал уже о всякой чепухе и ни слова не сказал о том, о чем ей так хотелось услышать. Девушка не знала, что и делать. Она внимательно разглядывала лицо проезжего, а тот сидел себе на скамье и курил. «Он кажется честным и добрым человеком, — думала девушка. — Пожалуй, можно ему довериться».