Песнь об огненно-красном цветке

(Наблюдающая видит, как краснеет смущенная девушка и не может вымолвить ни слова.)

— Я, кажется, сглупил, — говорит юноша. — Но я не хотел тебя обидеть.

— Ничего, просто я испугалась.

— Ты не сердишься? — спрашивает юноша.

— Ну зачем же? Ведь это шутка.

— Конечно, шутка, — кивает юноша. — Едва я увидел тебя, как мне показалось, что мы уже давно знакомы, но имя твое я не мог припомнить — вот и остановился узнать.

(«Как хорошо он улыбается», — думает наблюдающая.)

— Меня здесь зовут Смуглянкой, — говорит девушка, — но…

— Нет, нет, — прерывает ее юноша. — Ты и в самом деле Смуглянка, и я не хочу знать другого имени.

(«Хорошее, видать, имя, — думает наблюдающая, — раз оно так понравилось этому незнакомцу».)

— А вы… — спрашивает девушка.

— Вы? — смеется юноша, и смех его звонко разносится по дому. — Разве ты не догадалась, почувствовав на своих глазах мои руки, что за спиной у тебя стоит «ты», а не «вы»? — Юноша говорит это так весело, что заражает своим весельем и девушку, и наблюдающую. Они все смеются.

— Я — Олави. Олави — и «ты».

Юноша на минуту задумывается и спрашивает:

— Ты любишь цветы, Смуглянка?

— Конечно, люблю, — отвечает девушка. — У меня есть фуксия и бальзамин.

— Всё красные цветы, — смеется юноша. — Они стоят на твоем окне?

— Где же им еще стоять?

— И со двора их видно?

— Видно, конечно. Особенно теперь, когда они расцвели.

— А где твое окошко? — спрашивает юноша и лукаво щурится. — Мне тоже хочется мимоходом полюбоваться цветами.

— Не скажу! — едва успевает спохватиться девушка.

(«Вот какой милый, — думает наблюдающая. — Никогда таких не видала. Любой другой бухнул бы прямо „где ты спишь?“ и рассердил бы девушку. А он о цветах говорит».)

— В избе? — смеется юноша.

— Нет!

— В амбаре?

— Тоже нет.

— Значит, в каморке при бане.

— Нет, нет, нет! — пугается девушка. — Только не там.

— Видно, мне не угадать, — улыбается юноша.

(«Удивительно милый, — думает наблюдающая. — Всякий другой расхохотался бы на его месте — знаю, мол, теперь — и заставил бы девушку краснеть».)

— Значит, мы — друзья? — снова спрашивает юноша.

— Пока еще нет, — отвечает девушка, но тут же добавляет: — А что?

— Будь мы друзьями, я спросил бы… впрочем, мы ведь не друзья…

— А ты спроси все-таки, — говорит девушка, и в глазах ее любопытство.

— Я спросил бы тебя тогда… жал ли кто-нибудь тебе руку?

— Нет! — отвечает девушка и вспыхивает, как маков цвет. — Я никому не даю своей руки.

(«До чего же славный, — думает наблюдающая. — И какой у него хороший взгляд».)

— Это правда? — спрашивает юноша. — Впрочем, я и сам угадаю. Дай-ка руку.

— Зачем?

— Я по руке прочту.

— Ты?

— Я. А ты боишься?

— Нет, не боюсь, — говорит ему девушка и протягивает руку.

(«Что же это будет?» — думает наблюдающая.)

— Видно, ты сказала правду, — говорит юноша, разглядывая девичью ладошку. — Никто не брал тебя за руку. А под окнами ходит немало желающих полюбоваться твоими цветами.

— Откуда ты… Ах нет, ничего ты не знаешь, просто выдумываешь.

— Молчи. Говорит прорицатель. Я предскажу тебе будущее. — Господи, что я вижу? Быть не может…

— Что? Что ты видишь? — испуганно спрашивает девушка.

— И сказать боюсь.

— Просто нечего тебе сказать-то.

— Ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает юноша и смотрит ей прямо в глаза.

— Скажи, коли умеешь.

— Только, чур, не сердиться. — И голос юноши понижается почти до шепота. — Взгляни-ка на эту линию. Ты видишь? Он придет сегодня в полночь.

— Кто это — он? — тревожно спрашивает девушка.

— Тот, кто должен прийти, тот, кто возьмет тебя за руку!

— Неправда! — восклицает девушка. — Никогда этого не будет!

— Тише! Я ведь говорю только то, что вижу, — оправдывается юноша. — Он обязательно придет. И не станет молить, как другие. Тихо, но уверенно стукнет он трижды в твое окошко — и ты догадаешься, что это он, настоящий… А теперь мне пора. Спокойной ночи, Смуглянка.

Юноша машет шапкой и сбегает с крыльца.

(И наблюдающая видит, как растеряна девушка, как идет она тихонько к дверям и, прислонившись к косяку, долго смотрит вслед юноше.)

Сказка кончилась. Девушка открыла глаза. Вместе со сказкой кончилось и то сказочное ощущение, которое целый день пронизывало все ее существо, разливаясь по ней, как парное молоко. Зашевелились мучительные сомнения.

«Что делать, если он придет? Что же тогда делать?»