Песнь одного дня. Петля

Блестящими глазами девочки смотрят вслед влюбленным. Свава кивает жене лавочника, которая вышла подышать свежим воздухом и тоже оказалась свидетельницей этой сцены. Женщины обсуждают важную проблему: будет ли он носить ее на руках через два года, через пять лет, через десять? Им не хотелось бы быть на ее месте. Пусть любят меньше, зато всегда. Ха-ха! — смеются ребятишки на заборе, но, так как никто не обращает на них внимания и не реагирует на их смех, они соскальзывают вниз. Девочки снова начинают прыгать в «классики», они были заняты этой игрой до того, как вскарабкались на забор, а мальчишки окружают малыша на трехколесном велосипеде. Если он разрешит им покататься на велосипеде, они дадут ему жевательной резинки, честное слово. Старик тоже смотрит вслед тем двоим и от смеха по телу его пробегают мурашки: боже милостивый! Покойница Манга решила бы, что он спятил, если бы ему пришло в голову проделать такую штуку. Среди бела дня, у всех на глазах! Вот ведь, когда хотят, сил у них хватает, у этих молодых людей, особенно если дело касается женщин, а на вид один хилее другого. Что-то он не припомнит, чтобы он носил на руках покойницу Мангу, разве что во время болезни переносил с постели на постель. Ну и через реку иногда. Ох, дела, дела. В четвертую неделю лета у него были другие заботы. Положим, в первый год женитьбы, особенно в первые недели, человеку разное может взбрести в голову, но ведь мало ли что захочется. Он бы, к примеру, в свое время тоже не прочь был поваляться утром немного подольше… покойница Манга была горячей женщиной. Да и он тоже ложился в супружескую постель не без сил, тогда силы впустую не тратили, как теперь. О-хо-хо, им и невдомек, как быстро все пролетит. Хорошо, когда есть что вспомнить. Старик берет палку и с трудом двигается с места, тащится в дом вслед за снохой.

— Дедушка, идем обедать! — зовет маленький Инги и берет деда за руку.

И дом остается один со своим позором.

* * *

Они встречаются на лестнице. Она сразу понимает, что у него неприятности. Хотя он, в силу врожденной вежливости, тут же останавливается и отвечает на ее приветствие.

— Как обстоят дела с поездкой в Америку? — Она спрашивает его дружески, напрямик, как и подобает женщине ее возраста.

Но ему не удается ответить ей в том же тоне.

— Конец.

Она вздрагивает: несмотря на то что еще сегодня утром мечтала, чтобы ему отказали, она не может поверить, что он никуда не поедет. Его горе и разочарование разрывают ей сердце.

— Стипендию отдали другому?

— Похоже на то. Я встретил утром одного человека, который хорошо осведомлен об этом деле. От него я и узнал. — Он пытается улыбнуться, но губы его складываются в горькую складку, которая не похожа даже на тень улыбки.

— Ты знаешь, кому хотят отдать стипендию?

— Да, мы с ним вместе учились в школе, и даже родом из одной местности. — Он холодно смеется. — Экзамены не имели никакого значения.

— Вот как? А что имело значение?

— Ловкость, умение пробиться. Можешь хоть провалиться на экзаменах, лишь бы ты умел проползти в игольное ушко. — Он снова смеется, и смех его звучит так же, как у ребенка, который вот-вот расплачется. — Тут уж ничего не поделаешь.

— Но разве стипендия дается не тому, кто подает больше надежд, кто обещает оправдать эту поездку? Я слышала, что тебя считают очень способным.

— Да, что касается экзаменов, у меня, так сказать, все в ажуре, по школьным дисциплинам я никогда не проваливался. Но тут речь идет о другом экзамене…

— О каком же?

— В свое время я был неравнодушен к политике… На этом-то я и погорел… И поделом мне. Великая держава понимает, что ей грозит опасность от подобных пришельцев, даже если их пребывание будет длиться совсем недолго. Ведь это не шутка…

Он смеется, но, несмотря на все усилия, его слова звучат совсем невесело.

— Не может быть. — Она действительно сердится. — Ведь ты еще так молод. Мало ли что могло прийти в голову чувствительному юноше! Конечно, прежде всего такие идеи, которые обычным людям могут показаться странными. Вот твоя последняя статья — она написана уже совсем по-другому. Эта статья прямо взволновала всех, кто ее читал. Я это слышала от многих, и особенно подействовало на людей то, что ты раньше придерживался иной точки зрения.

— Ты хочешь сказать, что ангелы обрадовались раскаявшемуся грешнику?

Но шутка умирает вместе с его улыбкой.

— Как раз на этом-то я и погорел, на чувствительности, тут-то я и провалился.

Он хочет идти дальше, но она не может сразу отпустить его. Бедный мальчик! Он мог бы быть ее сыном. Если бы он был ее сыном, она имела бы право погладить его по бледной щеке, прижать к груди, утешить. Она прекрасно понимает, что юноша с такими нервными губами, с такими умными глазами и лбом просто не в состоянии бороться со всеми кознями, к которым хитрые и бесстыдные люди прибегают, добиваясь своей цели. Он слишком горяч.

— Знаешь, что я подумала?.. Эту стипендию уже отдали другому?

Не останавливаясь, он отвечает, что еще не отдали.

— Но почти. Во всяком случае, известно, что мне ее не дадут. У них есть три более подходящих кандидата.