Песнь Пересмешника (ЛП)

— Это не обсуждается, — Петир убрал руку с моего бедра и положил её на стол, рядом со своим недавно наполненным кубком.

— Прости, дитя, — шепнула мне на ухо Мардж, наливая мне немного эля.

Я не дитя, хотелось сказать мне, хотя Петир сейчас, безусловно, повёл себя со мной как с ребёнком.

— Как насчёт музыки, а? — произнёс Роберт Фрейс. Он весело дёргал за струны, наполняя зал тихими мелодичными звуками. Эта музыка была похожа на народную, обычную для этой местности, и резко отличалась от того нарочитого шума, который можно было часто услышать в королевской Гавани. Роберт подпевал в такт своей музыке. У него был глубокий сильный баритон, настоящая услада для ушей.

Петир как будто расслабился. Он откинулся на спинку стула и сделал большой глоток дорнийского. Время от времени Петир косился на меня, когда думал, что я слишком занята, наблюдая за Фрейсом, играющим на гитаре. Одним глотком осушив кубок, Петир вернулся к своему предыдущему занятию, принявшись небрежно поглаживать меня по внутренней стороне бедра. Вино определённо подняло Петиру настроение, в его серо-зелёных глазах зажёгся оживлённый блеск, а окрасившиеся красным губы изогнулись в неком подобии улыбки.

— Ещё вина? — спросила Мардж, расставляя перед нами тарелки.

Петир молча протянул ей свой кубок. На его губах заиграла тонкая улыбка, когда Мардж вылила в кубок оставшееся вино. Когда последние несколько капель упали в кубок, Петир сосредоточился на своей тарелке с сочной бараньей отбивной и горкой дымящихся овощей, достаточной, чтобы удовлетворить любой аппетит. Я смотрела, как Петир нарезает мясо, а по тарелке растекается сок, заливая оранжевую морковь и зелёный горошек. На губах Петира осталась капелька соуса, но он быстро слизнул её языком. При виде этого я тоже инстинктивно облизнула губы. Петир, должно быть, наблюдал за мной краем глаза, так как улыбнулся себе под нос, не отрывая взгляда от тарелки.

Отвернись, закричало моё подсознание, не позволяй ему смотреть! Но было уже слишком поздно. Петир оторвался от тарелки и произнёс:

— Мардж, пожалуйста, налей моей дочери немного вина. Я передумал.

— Ты уверен? — спросила я, пока Мардж откупоривала другую бутылку.

— Абсолютно, — спокойно ответил Петир, глядя, как Мардж разливает по кубкам сладкое летнее вино. — Пей сколько пожелаешь.

— Эй, Петир! — крикнул Роберт. — Как насчёт того, чтобы я сыграл несколько своих песен, совсем как в старые времена?

— Мы все внимание, — заверил Петир, бросая взгляд над краем кубка.

— Ну вот и отлично! — Роберт поднялся со стула и забренчал на гитаре. Раскачиваясь взад и вперёд, он пританцовывал под весёлую мелодию, пока его не охватило внезапное вдохновение и он не запел:

Милости просим в край скал и камней,

Седых стариков и стареющих фей.

Здесь эль такой крепкий, что клонит ко сну,

А горечь вина вышибает слезу…

— Эй! Кого это ты тут называешь старой феей? — проворчала Мардж, вынимая из шкафа бутылку арборского золотого.

— Это всего лишь песня, любовь моя, — поддразнил её Роберт. Вновь послышался перебор серебряных струн и Роберт продолжил:

Туманы скрывают от нас солнца свет,

Без выпивки здесь радости нет…

Реакция Петира застала меня врасплох. Уже заплетающимся языком он прокричал:

— Давай, Роберт, спой что-нибудь получше.

— А мне понравилось, — быстро возразила я.

— О, ну да, конечно, — Петир наклонился ко мне и прошептал, — поверь мне, он мог бы и лучше.

Он пьян, поняла я, когда Петир слегка мотнул головой. Хотя, похоже, сам Петир этого не осознавал. Он одарил меня ленивой улыбкой, но его взгляд остался тяжёлым и тусклым. Петир то и дело моргал, глядя на меня.

— Петир, с тобой всё в порядке? — спросила я.

— Хммм, — пробормотал он себе под нос. Положив руку на спинку моего стула, он наклонился ко мне. — Иди сюда, Са… Алейна.

Я сделала, как велел Петир, пододвинув стул поближе. Петир кивнул с одобрением, а я прислонилась к его груди, чувствуя тепло сквозь его тонкий шёлковый дублет. От Петира пахло вином и мятой. Готова поспорить, что на вкус он ещё приятней, раздался опасный голос из глубины моей души. Должно быть, это вино, с тревогой подумала я и отодвинула свой кубок подальше.

— Пей, пей, — пробормотал Петир. Он уткнулся лбом в мои надушенные чёрные локоны, вдыхая их аромат. Я слышала, как Петир резко вздыхает, ощущая экзотический аромат лимона и лайма.

— Спой ту песню, которую Петир любил в детстве, — сказала Мардж. — Он всё время её напевал, помнишь?

— Вот эту? — спросил Роберт, перебирая струны. Он быстро подобрал мелодию и по залу разнёсся стремительный ритм, сопровождаемый голосом Роберта:

У дорнийца жена хороша и нежна,

Поцелуй ее сладок, как мёд,

Но дорнийский клинок и остёр, и жесток,

И без промаха сталь его бьёт.

Голос милой дорнийки звенит, как ручей,

В благовонной купальне её,

Но клинок её мужа целует больней,

И смертельно его остриё.

Он лежал на земле в наползающей мгле,

Умирая от ран роковых,

И промолвил он вдруг для стоящих вокруг

В тихой горести братьев своих…

Петир вдруг присоединился и запел вместе с Фрейсом глубоким баритоном:

— Братья, вышел мой срок, мой конец недалёк,