Песнь песней на улице Палермской

Хотя моему отцу и было жаль, что Свен больше не может составить ему компанию на острове, жизнь в большом городе не прельщала его. И вот теперь двое друзей придумали для себя новую игру, хотя и стали уже взрослыми людьми. Свен со своей бородой и мой отец со своим глубоким голосом.

Папа рано лишился родителей и привык во всем полагаться только на себя. Природа и голуби услаждали его душу, и он, возможно, вовсе не нуждался в том, чтобы какой-нибудь инородный элемент раскрутил, как случилось со Свеном, орбиту его жизни в другом направлении.

Однако мой папа был отягощен одним соответствующим духу времени грехом под названием джаз. Всякий раз, когда в радиоэфире звучал альт-саксофон Чарли Паркера, папа прибавлял громкости и начинал покачиваться на своих крепких ногах. Ласковое прозвище саксофониста – Bird[11] – было совершенно точным, ведь извлекаемые им из инструмента мелодии звучали в точности как колыбельная полуночному солнцу, которую исполняет сидящий на верхних ветках сосны черный дрозд. Вот такой джаз-оркестр Ян Густав желал бы услышать live[12]. А в остальном не было у него никаких причин покидать свой остров.

И так продолжалось до одного зимнего утра одна тысяча девятьсот сорок третьего года, когда в папиных краях появился некий мужчина в тренчкоте. Он сошел с борта почтового катера и постучал в дверь моего отца.

– Привет от Свена.

Тренчкот, называвший себя просто Бенгт, сразу перешел к делу. В Стокгольме он работал в одной группе, поддерживавшей связь с британскими вооруженными силами. Не согласится ли Ян Густав отправиться в Англию и вместе с молодыми новобранцами спецподразделения почтовых голубей готовить их к несению военной службы, то есть тренировать питомцев из будущих выводков в самом южном пункте Великобритании?

– Мы проигрываем войну. Наши коды расшифровываются, радиопередатчики выходят из строя, телеграфные мачты взрывают, – объяснил Бенгт. – И вот тут-то на арену выходят ваши птицы. Многие думают, что почтовые голуби суть пережиток древних времен, но в действительности они не утратили своего значения. Тем более в наши дни.

Папа был полностью с этим согласен. Ибо голубя не засечет ни один радар, его донесение не расшифрует ни один вражеский шифровальщик и он никогда не перейдет на другую сторону.

Отец показал Бенгту свою голубятню позади дома из бруса.

– Я знал о вашем приезде, – сообщил Ян Густав.

И не без гордости показал на красивого пятнистого, бело-коричневой окраски льежского голубя, к лапке которого была привязана записочка с Большой земли о предстоящем визите Бенгта.

– Это Матильда, она из моего последнего, весеннего выводка. Свен отправил ее из Стокгольма сегодня утром, и она добралась до дому меньше чем за сорок минут.

Отец посадил Матильду себе на руку, и она сразу заворковала. Если Бенгт и пребывал до этого в сомнениях, то теперь в одночасье убедился в правильности своего выбора.

– Блестяще. Ничего другого сказать не могу! Нам как раз нужны самые быстрые голуби, какие только встречаются в природе. Вестники, которые могут преодолевать огромные расстояния, да еще и под ожесточенным обстрелом. Ваши птицы никогда не участвовали в соревнованиях и не выигрывали награды, но Свен клянется, что никогда не видел голубей, летающих быстрее ваших, и я, ей-богу, признаю его правоту.

Папа улыбнулся и кивнул.

Бенгт попросил отца отправиться в Дувр при первом же удобном случае. После некоторых раздумий папа ответил согласием и поступил на британскую военную службу, хотя Швеция и оставалась нейтральной страной. А Свен и Лиль обещали позаботиться о его голубях, пока Ян Густав будет отсутствовать.

Три дня спустя папа, одетый в штормовой костюм с зюйд-весткой, в обстановке полной секретности поднялся на борт рыбацкого катера, а Матильду спрятали от чужих глаз в каюте. Когда катер достиг южного берега Англии, они сошли на берег, где их приветствовало спецподразделение военно-почтовых голубей The Pigeon Unit.

Папа понимал и чувствовал голубей, как и они его. И, устроившись в лагере, он много времени посвятил тому, чтобы передать это свое понимание новобранцам.

Фишка заключалась в том, что птица должна ощущать себя полностью свободной, и в то же время надо было выказать голубю столько верной и неистребимой любви, чтобы ему хотелось как можно быстрее возвратиться в свою голубятню.

Прежде всего следует обустроить для голубя дом, который стал бы для него родным. А ночью, накануне отправки вестника с миссией его оставляют наедине с самой притягательной особью противоположного пола, какую только можно сыскать. Именно эта ночь любви придает летящему на задание почтарю желание мощнее работать крыльями, чтобы поскорее вернуться назад.

Однако большинство новобранцев были совсем юны, их тела едва не лопались от переизбытка тестостерона, и, честно говоря, они не горели особым желанием тратить время и силы на взращивание у голубей верной и неистребимой любови. Им бы только сбегать на пляж и побороться один на один.