Английская дева в Карлайле жила Сияет солнце, и небо ясно,Шотландцу сердце она отдала: Ведь все на свете любви подвластно.С восторгом рассвет встречали они Сияет солнце, и небо ясно,Но грустно они проводили дни, Хоть все на свете любви подвластно.Все отдал отец ей, чем был богат, Сияет солнце, и небо ясно,Но только вино ей подал брат, Ярясь, что любви все на свете подвластно.Поклялся он смертью сестры своей Сияет солнце, и небо ясно,Что земли отцов — для сыновей, Не будут они шотландцу подвластны.12Вина не успев допить до дна Сияет солнце, и небо ясно,На груди жениха умерла она: Ведь все на свете любви подвластно.Он сердце брата ее пронзил Сияет солнце, и небо ясно.Да погибнут все, кто любившим вредил! Да будет любви все на свете подвластно!За гроб господень в дальних краях, Где солнце сияло светло и ясно,Он пал с ее именем на устах: Ведь все на свете любви подвластно.Вы все, кто сердцем чист и душой Сияет солнце, и небо ясно,Молитесь о жертвах любви земной: Ведь силе любви все на свете подвластно.13Закончил песню Элберт Грэм,И вышел бард с челом высоким,Творец сонетов и поэм,Гонимый Генрихом жестоким.Его сребристой арфы звонДошел до нынешних времен.Фицтрейвер![11] Дар его прекрасныйЛюбил прославленный Саррей[12],Герой с душой, как пламя, страстной,Бессмертный бард страны своей,Певец любви непобедимой,Всем рыцарством высоко чтимый.14Не раз в минуты вдохновенья,Под сенью лавров и олив,Друзья мечтали, песнопеньяЛюбви Саррея посвятив.А итальянцы поселянеВздыхали, забывая труд:«То духи света и сияньяУ кельи схимника поют».Так пел Саррей своей святыне,Своей прекрасной Джеральдине!15Фицтрейвер! Как он ранен был,Как проклинал он рок коварный,Когда Саррея погубилТюдора гнев неблагодарный!Тирана он не признавалИ к мести яростно взывал.Оставил он аллеи чудныхУиндзорских парков изумрудных,Решив Саррею верным бытьИ лорду Хоуарду служить.С его роскошной шумной свитойНа пир он прибыл знаменитый.17
Фицтрейвер
Саррей влюбленный целый вечер ждал,Но вот ударил колокол ночной.Заветный час таинственный настал,Когда пообещал мудрец святой,Что он увидит образ неземнойВозлюбленной, хотя бы море злоеИх разделяло черной пеленою,И он поймет, узрев ее живою,Верна ль она ему и сердцем и душою!17В высоком зале сводчатом темно.Молчит поэт, молчит мудрец седой.Лишь зеркало огромное одноОзарено мерцающей свечой.И тут же книга, крест и аналой,И странные какие-то предметы,Присущие лишь магии однойЦепочки, талисманы, амулетыВ причудливой игре густых теней и света.18