Песнь призраков и руин

Прогулку по двору они закончили у противоположного конца главного стола – стола Алахари, где Пустельга в этот момент беседовала с несколькими крупнейшими банкирами. К вечеру Каринина мать переоделась в великолепную винно-красную такчиту[15] с серебристым цветочным шитьем вдоль шейного выреза. В дополнение к серебряной печатке она надела ожерелье из переплетенных нитей, усеянных драгоценными камнями, сверкавшими в ночи, как крошечные звездочки; браслеты – тоже серебряные, на обе руки, звякавшие при каждом движении, и изумрудные серьги, блестевшие на фоне сплетенных в косы волос. Карина, хоть ее наряд был того же кроя, понимала, что выглядит и вполовину не так эффектно.

– Ваше величество, умоляю, давайте на сегодня оставим деловые разговоры! – вскричала одна из банкирш. – Сделайте великую милость старой женщине: раскройте секрет, какую награду вручат на Солнцестое в этом году. Очень хочется не прогадать со ставками.

Пустельга уклончиво улыбнулась:

– Боюсь, вам придется дождаться церемонии открытия, тогда и узнаете.

Султанше на состязании победителей традиционно отводились лишь церемониальные функции, чтобы никто не мог обвинить ее в особой благосклонности к одному из храмов за счет других. Однако право выбора награды, вручаемой победителю победителей после решающего тура, принадлежало именно ей. Всякий раз этот приз оказывался совершенно необычным – таким, какой дать способна только правительница. Членство в Совете, например, или губернаторский пост. Что это будет, держалось в строгом секрете до церемонии открытия.

Придворные разочарованно заворчали было, но через секунду уже снова весело смеялись какому-то небрежно остроумному новому замечанию Пустельги. Вообще, каждый жест, каждое слово и каждая – прекрасно продуманная – пауза в исполнении Карининой матери всегда демонстрировали ее великую, непререкаемую силу. Принцесса часто гадала, о чем думают люди, когда видят их вдвоем – султаншу с дочерью, для власти изначально не рожденной.

Собственно, Карине ничего не приходилось делать, кроме как находиться подле мамы. Скромно сидеть рядом и играть роль наследницы, которая им всем нужна.

Заполнять собой место, предназначенное для Ханане.

Жгучая боль опять расколола голову на части, и Карина даже тихо застонала. Некоторые из придворных поглядели на нее с тревогой – она ответила им самой ослепительной улыбкой, на какую оказалась способна.

– Прошу прощения, мне необходимо облегчиться, – сказала она и чуть не опрометью бросилась прочь из сада.

Едва добравшись до уборной, Карина сняла оконную решетку, которую догадалась расшатать уже много лет назад, выползла через образовавшееся отверстие в маленький садик, примыкавший к главному двору, и уселась там, прислонившись спиной к стене. Нельзя, чтобы придворные видели, как она корчится от боли, нельзя давать им лишний повод думать, что она действительно такая слабенькая, как они подозревают и без того.

Сжав ладонями виски, она прислушалась к звукам музыки, доносившимся из-за живой изгороди. Эту песню Баба тоже любил. И каждая нота, каждый вздох из собственной груди напоминали ей: она живет в мире, который ни он, ни Ханане уже никогда не увидят. А она сама – с каждым днем все дальше от той маленькой девочки, какую они знали.

Карина попыталась вызвать в памяти их лица, но перед глазами вместо живых образов появились лишь расплывчатые пятна. Конечно, кое-какие детали она не забыла – скажем, у Ханане глаза были как у матери – карие с медным отливом, а Баба ростом слегка уступал своей супруге. Но тембры голосов, теплота их ладоней в ее ладонях – это все ушло. И чем сильнее Карина напрягала память, тем дальше оно ускользало – словно песок меж растопыренных пальцев. Даже пожар выветрился из головы, оставив в воспоминаниях только запах гари и всполохи пламени. И чем больше девушка силилась удержать перед глазами хотя бы немногое оставшееся, тем нестерпимей становилась боль.

Интересно, Ханане погибла, так и не узнав, что ей никогда не суждено выехать за пределы Зирана?

– Ваше высочество! Извините… с вами все в порядке?

Голос принадлежал девочке – на вид не старше двенадцати лет, обернутой в цельный кусок зелено-лилово-черного ситца, стянутый посередине пучком разноцветных бусин. В ушах и на шее – золотые украшения. В общем, вид, можно сказать, даже роскошный, если бы его обладательница не стояла прямо внутри живой изгороди таким образом, что из кустов виднелась только ее передняя часть.

– Вы кто? – резко спросила Карина.

Она ведь уже успела познакомиться со всеми, кто прибыл на встречу кометы, и этой юной особы среди них не было.

– О, простите. У меня ужасные манеры… – Девочка отвесила легкий поклон или, во всяком случае, то, что можно назвать поклоном человека, застрявшего в кустах. – Меня зовут Афуа, я дочь Квабены Боатенг, посланницы Арквази в Зиране. Счастлива познакомиться с вами.

Значит, это ее искала давеча арквазианская посланница, это ее ребенок.

– И как вы тут оказались, в моем саду?