Песнь Серебряной Плети (СИ)

Вот дерьмо. Этого Киэнн положительно не ожидал. Ясноглазая легкомысленная Персихильд, с ее вечно выбивавшимися из ажурной косы кудряшками, соленым ароматом кожи, открытым лучистым взглядом, напрочь лишенным жеманства, и верой в то, что свобода во всем без исключения есть высшее благо, доступное разумному существу — эта маленькая никса ему по-настоящему нравилась. Конечно, то, что она была подругой и возлюбленной Нёлди нисколько не мешало ему проводить время в ее постели, но Хильд и сама не возражала. Она была легкой, как утренний бриз, чуть взбалмошной и бесконечно умиротворенной. Этакой бодхисаттвой, равно снисходительно и благосклонно взиравшей на добро и зло, мудрость и глупость.

Хильд… Кому и чем она вообще могла не угодить?

— Что ты ей сделал, никс? Только давай уже теперь начистоту.

— Начистоту… — Нёлди запустил тонкие, нервные пальцы в собственные волосы. — Ладно, где уж моя не пропадала. Наверное, глядя на меня сегодняшнего, в это трудно поверить, но это она домогалась меня в ту ночь. Вышла, надо думать, по малой нужде, и набрела на мое бренное тело. Но ей же было четырнадцать! И я просто не знал, что мне делать. И так, и этак — моя голова в кустах. Потом не раз думал, что лучше бы уж я согласился.

— Ну, ты же понимаешь, что бы я с тобой сделал тогда?

Киэнну стало всерьез жаль парня. Трахнуть четырнадцатилетнюю принцессу — смертный приговор, даже если на самом деле это, по факту, она трахает тебя. Отказать принцессе — не многим лучше. Обвинить принцессу в клевете, отстаивая собственную невиновность… Хмм, ну, собственно, а чего он ждал? Что я пожурю Аинэке, скажу: дочка, врать нехорошо? Она — будущая королева. А ты кто такой?

Никс кивнул:

— Это если б ты узнал. Но хрен с ним, ну, вздернули бы меня на кол, зато Хильд, может, жива бы осталась.

Хильд…

— А ее-то за что?

Нёлди молча дернул плечами. Киэнну показалось, что никс вот-вот разрыдается.

— Наверное, просто чтобы меня наказать. Не знаю. Сказала, что перекрасит Хильд в алый и посмотрит, будет ли она нравиться мне такой.

Он отвернулся, глотая слезы и пряча лихорадочную дрожь. Потом неуклюже нацепил услужливую улыбку и вновь предложил делано беспечным, но все еще трясущимся от напряжения голосом:

— Ну так что? В доме пусто, но там есть очаг, ужин и застеленная кровать. На двоих. Есть еще одиночная койка, — извиняющимся тоном добавил он, — но ее я приготовить не успел. Одеяла в комоде. К дому я на пушечный выстрел не подойду, обещаю.

Подменыш громко вздохнула:

— Ты прощен, чудовище.

И перевела грозный взгляд на агишки:

— Но вот этого жеребца я видеть не желаю!

— Шинви, твое присутствие отменяется, — уведомил агишки Киэнн.

Тот скорее обрадовался, чем огорчился:

— Так я ж, как ба, не шибко-то и напрашаюсь…

— Пьянчуга ты несчастный, — качнул головой Киэнн. — Проваливай.

— Э, нет! — Тьярла резко ухватила уже развернувшегося задать деру агишки за плечо и бросила суровый взгляд на Киэнна: — Если тебе он не нужен, я перережу ему горло.

Шинви побелел как полотно, Киэнн недоуменно нахмурился.

— Я не хочу, — бескомпромиссно пояснила баньши, — чтобы слухи о твоем возвращении и нашем союзе расползлись по Маг Мэллу слишком быстро. А этот любитель дармового виски — известное трепло.

Бедолага агишки грохнулся на колени, не зная у кого просить пощады. Подменыш вскинула руки:

— Ладно, сдаюсь, пусть остается! — И быстро уточнила, глядя на Киэнна: — Если ты готов за него поручиться.

Киэнн мрачно покачал головой:

— Я ни за кого ручаться не могу. Но не сомневаюсь, что в присутствии Тьярлы они оба будут тише воды, ниже травы. С баньши лучше не шутить. Я бы сказал, у нее совершенно нет чувства юмора.

После чего раздраженно махнул Шинви:

— Встань. Придется тебе, приятель, поработать лошадью. — И добавил уже для Тьярлы: — Верхом мы будем передвигаться быстрее.

— Да хоть волом, хоть мулом, только не зарезывайте! — пролепетал дрожащий как осиновый лист агишки.

Баньши выпустила плечо своего пленника:

— Только уж держи свою «лошадь» в узде, Киэнн. Если он попробует сбежать — ты снова пойдешь пешком.