Песнь шаира или хроники Ахдада

- Ничего, о светоч мира, ничего. Мне вспомнилась сказка, старая сказка все того же Аль-сандара ибн Сергия о царевне, которую заколдовала злая джиния, и которую расколдовал могучи батыр Лис-сай одним лишь поцелуем. Потом царевна стала его женой, и жили они...

- Короче!

- Подобно могучему батыру Лис-саю, я поцеловал обитательницу стеклянного ящика и, милостью Аллаха всевидящего и всезнающего, а ничего в мире не совершается без веления его, она открыла глаза. Я совсем уж собрался вести спасенную к кади, чтобы он объявил нас мужем и женой, как спасенная мной девушка, совсем не по сказке, скривилась и задала вопрос недовольным голосом: "Кто ты?"

"Халифа-рыбак, - отвечал я ей, - о, владетельница моих грез и будущая мать моих детей, маленьких Халиф-рыбаков".

Но девушка сказала: "Как смеешь ты прикасаться ко мне, Халифа-рыбак? Разве не видишь, что я благородных кровей!"

"Но ведь в сказке сказано..." - попытался смиренно возразить я.

"Что это за место?" - спросила девушка.

"Дыра, о госпожа, - ответил я, - дыра за рекой возле славного города Ахдада".

"А скажи, рыбак, есть ли в вашем городе правитель - халиф, или на худой конец султан?"

"Есть, - ответил я, - светлейший султан Шамс ад-Дин Мухаммад, состоящий пусть и в дальнем, но родстве со славным родом Аббасидов, ведущим, как известно, начало от Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди пророка, и которые..."

"А скажи, рыбак, есть ли в вашем городе человек, который поставляет наложниц в гарем султана?"

"Есть, есть, - воскликнул я, обрадованный своей осведомленностью, - Ицхак - еврей из евреев поставляет наложниц в гаремы знатных жителей нашего города и гарем самого султана Шамс ад-Дина Мухаммада, состоящего пусть и в дальнем, но родстве со славным родом Аббасидов, ведущим, как известно, начало от Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди пророка, и который... постой, но зачем тебе, о будущая жена моя, какой-то еврей, пусть и совершающий сделки с султаном и влиятельнейшими людьми нашего города?"

"Размечтался, никакая я тебе не жена! Сейчас же ты отведешь меня к Ицхаку-еврею и продашь за тысячу динаров золотом, и в этом будет тебе сегодняшняя прибыль и награда!"

- Клянусь Аллахом, я так и сделал, - закончил Халифа-рыбак свой рассказ.

11.

Рассказ о красавице Зариме и о султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде

Позади остался призыв слепого Манафа - муэдзина Ахдада к асру - послеполуденной молитве. Позади осталась сама молитва, состоящая из четырех ракаатов фард.

Султан Шамс ад-Дин Мухаммад обещал еще до асра найти работу Абульхаиру - добрейшему палачу, чье имя означает "совершающий доброе".

Впереди оставался магриб - вечерняя молитва и визит Шамс ад-Дин Мухаммада на женскую половину дворца, куда, кроме Шамс ад-Дина закрыт доступ мужчинам, а значит, для умелого Абульхаира, чье имя означает "совершающий доброе", еще не все потеряно. Как сказал поэт:

Помни, влюбленных всегда за любимых бранят,

Ибо безумием всякий влюбленный объят.

Как-то спросили меня: "Страсть на вкус какова?"

Я отвечал: "Это сладость, таящая яд"***

Туфли светлейшего вступали в соприкосновение с полом дворца, едва тревожа слух. Словно любовники, страшащиеся быть застигнутыми за непристойным занятием. Султан Шамс ад-Дин Мухаммад хотел, чтобы они гремели, о-о-о, как гремели, ибо его шаги - поступь судьбы, но коже подошв и камню пола не было никакого дела до желаний и настроений сиятельнейшего среди правителей Шамс ад-Дина Мухаммада.

У дверей покоев новой наложницы Шамс ад-Дин замедлил шаг. Кожа подошв, сбившись с привычного ритма, любовницей, достигшей желаемого, родила чуть более громкий скрип.

Шамс ад-Дин помотал головой, отгоняя мучительные сравнения.

По знаку султана, Сандаль - старший над евнухами - распахнул дверь покоев.

Подошвы испуганно пискнули, Шамс ад-Дин Мухаммад шагнул внутрь.

Зарима сидела на подушках, подобрав под себя полные ноги в атласных шальварах, тонкие пальчики перебирали серые струны елового уда.

Девушка подняла глаза на шум. Ах, глаза, огромные глаза.

Что за очи! Их чье колдовство насурьмило?

Розы этих ланит! - чья рука их взрастила?

Эти кудри - как мрака густые чернила,

Где чело это светит, там ночь отступила.***

И губы, коралловые губы, с родинкой над верхней растянулись в жемчужной улыбке.

- Ты пришел, о повелитель моего сердца.

Слова, слова, они ранят больнее кинжала, иногда убивают надежней яда, портят жизнь, но те же слова, произнесенные в иных обстоятельствах, возвеличивают тебя, вселяют надежду, веселят сердце, излечивают от болезней, или просто доставляют радость.

Двигаясь к покоям, Шамс ад-Дин подбирал слова, складывал их в фразы. Эти фразы должны были вызвать смятение, поселить в сердце страх, родить раскаяние и обозначить правду.

Но, другие слова, произнесенные губами-корал, рассеяли предыдущие слова, растворили фразы и даже мысли, мысли одна прочнее другой, потекли совсем в ином направлении.

"Ах, как она молода, прекрасна, Аллах, единственно Аллах величием своим создает подобную красоту... и посылает ее в испытание рабам своим".

- Ответь, о Зарима.

"Трепещи несчастная! - где, где заготовленная фраза!"