Песнь шаира или хроники Ахдада

- Но что за караван! - и зрачки Халифы-рыбака снова расширились, и дыхание участилось, и страх рассказчика вновь передался слушателям. - Малое количество мулов и верблюдов, хоть и груженных, но совсем не отягощенных поклажей, окружали невольники. И каждый из них был ростом с Джавада, а вы знаете евнуха Джавада, нет в Ахдаде человека выше и больше него. И у каждого за поясом торчала сабля, вдвое шире и длиннее, нежели знаменитый шамшер Джавада.

- А-а-а! - Хумам закрыл уши дрожащими ладонями и зажмурил глаза, затем подумал и отнял одну руку от уха, прижав ее к другому месту, пониже спины. Таким образом, несмотря на все предосторожности, он продолжал слышать рассказ Халифы.

- А на голове их были тюрбаны, а в ушах и носах кольца, блестящие золотом.

- Носах?

- Да, да, ушах и носах, и кожа каждого была чернее безлунной ночи, чернее эбенового дерева, что привозят купцы с далеких островов.

- Нет, нет, не продолжай, вот, чувствую, началось!

- Но самое страшное, в середине каравана высились...

- А-а-а! - Хумам вскочил со своего места и, прижав на этот раз обе ладони к низу спины, высоко задирая пятки, побежал к... месту, которое принято называть "место отдохновения" и куда по воле Аллаха милостивого и всезнающего следует ступать с левой ноги, а выходить с правой, впрочем, это было одно из тех редких мгновений, когда истинно правоверным, к коим без сомнения принадлежал и Хумам, не до наставлений всевидящего.

- Дальше, дальше-то что, - нетерпеливо заерзали на своих местах Маруф и аль Куз аль Асвани, причем последний, как бы случайно, опустил и себе руку пониже спины.

- Высились... - если бы не запрет Аллаха на потребление спиртных напитков, можно было бы подумать, Халифа-рыбак, пренебрегая словами Бога и огненным Джаханнамом для совершающих харамное, испробовал с утра дурманящий напиток лоз, причем в изрядном количестве.

- Высились? - в один голос вопросили слушатели, и даже закаленный в боях с женой Маруф, готовясь к худшему, опустил руку.

- Носилки! - выдохнул Халифа. Выдохнул, словно сбросил тяжкую ношу, и обессиленный откинулся на своем месте.

- Носилки? - переспросили слушатели, и руки обоих поднялись.

- Ну да, носилки. Но какие! Величиной с дом, и полог из плотной ткани опускался до самой земли, не позволяя заглянуть внутрь, и несли их, сгибаясь под тяжестью, с каждой стороны по дюжине невольников, черных, как ночь. И если взять самого большого зверя на свете, зверя с двумя хвостами спереди и сзади из зверинца султана, зверя по имени слон, то, клянусь, и Аллах в том свидетель, в эти носилки их поместилось бы... два.

- Носилки? - слушатели все еще пребывали в некотором недоумении. - И все?

- Ну... да.

- Так чего ж ты пугал нас?

- Как чего - страшно ведь!

- А куда шел караван?

- Известно куда - в Ахдад.

17.

Поучительный рассказ о ночном страже ворот Наджмуддине, о верности долгу и о благочестии

Ветер, бесстыдник ветер, вольный ветер захватил ледяное дыхание ночной пустыни и закружил его в безумной пляске дервишей на улочках, улицах и площадях спящего Ахдада.

- Спите спокойно, жители Ахдада! В Ахдаде все спокойно!

Погремушка сторожа заменяла ветру удары дафа.

Наджмуддин - страж ворот, чье имя означает "звезда веры", поежился, кутаясь в теплую шерсть джуббе. Джуббе он купил на рынке еще в прошлом году и каждый раз, заступая на ночное бдение, благодарил Аллаха, надоумившего его на эту покупку. Да, не украшено затейливой вышивкой, как одеяния царедворцев, и ткань не радует глаз яркими красками, но зато для таких вот, как сегодня, ночных стояний, лучше старого доброго верблюжьего джуббе не сыщешь.

- Спите спокойно, жители Ахдада! В Ахдаде все спокойно!

Муфиз-сторож, миновав улицу горшечников, повернул на базарную площадь и уже надрывался оттуда. За рынком он свернет в переулок, где стоит дом Ицхака-еврея и через него выйдет на площадь перед воротами.

У ворот Муфиз сделает остановку, чтобы поговорить с Наджмуддином. Неизменный обычай, повторяющийся каждую смену Наджмуддина.

Зажав колотушку сухой рукой, цедя слова, как скряга монеты, Муфиз начнет рассказывать последние городские сплетни. Когда только успевает - ночью работает, днем отсыпается - а знает все, о чем говорят на оживленных улочках Ахдада. На самом интересном месте, подобно хитроумной Шахразаде, Муфиз прекратит речи, чтобы продолжить обход.

- Спите спокойно, жители Ахдада! В Ахдаде все спокойно!

За ночь, короткую ахдадскую ночь, он еще трижды подойдет к воротам и - если позволит Аллах - доскажет начатое.

Единственное развлечение ночного стража. Муфиз знал это и получал удовольствие, мучая огнем недосказанности Наджмуддина и его сменщиков.

Наджмуддин плотнее закутался в джуббе. Вот бы придумать такую одежду, которая, напитавшись тепла днем, потом всю ночь отдавала бы его мерзнущим стражникам.

"Иблис побери старого султана Нур ад-Дина!" - еще не успев додумать, Наджмуддин испугался - не произнес ли страшные слова вслух.