Песнь шаира или хроники Ахдада

— В далекие времена, в давние века стоял на земле бусурманской город, а город это я вам скажу не то, что наш хутор, он… он… раза в два поболе будет. А то и во все три, — рассказчик — совсем не старый еще козак с седыми, словно обсыпанными мукой длинными вусами, потеребил грубыми пальцами белый кончик вуса, опускающийся много ниже улыбающегося рта. Словно дивчина свесила белоснежную ножку с моста, что висит над дальней балкой у края хутора, того края, что ближе к дому Пузатого Пацюка.

— Дядьку Панас, — один из хлопчакив, шо слушали рассказчика, усевшись здесь же, на траве, коло ганку, тряхнул рудим чубом, что словно золотая пряжа заиграл на солнце.

— Чего тебе? — по чубу и конопатой физиономии, Панас распознал в нем сына Панько пасечника.

— А город этот — Ахдад, он, как… как… Миргород! — хлопец выдохнул слово и сам испугался собственной смелости. Мало кто на хуторе мог похвастаться тем, что бывал аж в самом уездном Миргороде. А если и бывал, вон как Охрим Голопупенко, так цельный рик, а то и два после ходил, высоко задравши чуприну.

— Миргород! Скажешь тоже. Не, таких городов, как Миргород — раз, два и нету. Разве только Петенбург. Да и то — вряд ли. Точно — Ахдад, словно наш хутор, ну в… два раза больше.

— Ух ты! — дружно выдохнули остальные слушатели — детинчата разных возрастов и чумазости.

— И был в том городе султан, — продолжил рассказчик.

— Дядьку Панас, а султан кто это?

— Как бы тебе… это кто-то, навроде нашего старосты, только у них…

— А он тоже горилку хлещет?

— А как напьется с голым задом по хутору бегает — чертей ловит!

— Или за теткой Мотрей с ухватом.

— А она кричит: «Люди добреньки, рятуйте!»

— А он ей: «Убью, сука!»

— А ну цыть! — прикрикнул на расшалившихся слушателей рассказчик.

— Такой султан, да? — сын пасечника вновь тряхнул золотой чуприной.

— Ну, навроде… — пальцы вновь затеребили ножку вуса. — А может, не такой… у бусурман энтих, все не как у людей. Как бы то ни было, было у бусурмана этого вещей всяких ценных, дорогих, цельная камора.

— Вроде, как у Ицхака — корчмаря?

— Ну, вроде…

— А колбасы в ней были?

— Жареные и шоб жира побольше!

— А сало?

— С прорезью!

— Дурак! В сале самое смачное — шкурка!

— Нет — прорезь!

— Нет — шкурка!

— А я люблю, шоб потолще, и соломой смолено!

— Не, самое ценное, шо в каморе может быть — это конфеты!

— Конфеты — это да! Ее в рот и на языке катаешь.

— А она сладкая, как вишня спелая!

— Дурак! Сравнил тоже. Слаще!

— Сам дурак!

— У тетки Наталии, шо за большой балкой живет — вишни сладкие, — со знанием дела заявил сын пасечника Панько.

— Ага, только Сирко кусючий.

— А ленты у султана того были? Цветные, — робко спросила малолетняя Оксанка и часто заморгала черными оченятами.

— И колбаса домашняя, и колбаса кровяная, и сало с прорезью и со шкуркой, и конфеты, и ленты, и еще много чего, шо мы и видать не видывали, и знать не знаем, — говорю ж — бусурман, да еще и султан.

— Ух ты!!! — снова выдохнули слушатели.

— И задумал он камору эту, а точнее будет — богатства, что в ней, от воров уберечь.

— Так это — известное дело — замок нужен!

— И засов!

— И дверь железом оббить.

— Вакула-кузнец — батькин брат, враз сделает!

— Созвал он, значить, умельцев и мудрецов всяких к себе, шоб они ему что присоветовали. Один говорит — вот как ты — замок навесить, а то и два, другой советует — дверь покрепче, третий — охрану выставить…

— Можно еще грабли поставить. Тать заходит, а они его р-раз по лбу!

— Можно и грабли, — пряча усмешку, согласился рассказчик. — Только был среди советчиков один… как бы это вам… колдун!

— Навроде нашего Пузатого Пацюка? — спросил все тот же рыжий Панько.

— Не, колдун, но их — бусурманский. Да такой шо, говаривали, как ночь, к нему черти гурьбой прилетают — горилку вместе пить.

— А они потом голые по городу бегают?

— Друг друга ловят?

— И ухват…

— А ну цыть! Может бегают, может не бегают, откуда я знаю, у бусурманов этих все не как у… Словом, предложил колдун наложить на камору с сокровищами заклятие.

— Дядьку Панас, дядьку Панас, а заклятие это чего?

— Заклятие, это вроде как, помните на прошлый покос Параска с Палажкой поругались, а Параска соседке в очи плюнула, сказала, шоб ее дидько лысый забрал, а ту и перекосило.

— Я помню!

— И я!

— Тетка Палажка еще потом ходила к тетке Параске и все глечики на плетне поразбивала.

— А тетка Параска ходила к тетке Палажке и шибки ей попрокалывала.

— А тетка Палажка жабу на порог подбросила, дохлую.

— А тетка…

— А ну цыть! Словом, уразумели шо за штука — заклятие.

— Он тоже камору дохлыми жабами забросал?

— Не, сперва плюнуть надо!

— Цыть, я сказал! Не плюнуть и не жабами. Врать не буду — не знаю как, но наложил на камору колдовство, да такое, что с того дня ни охрана, ни замок…

— А грабли?

— … ни грабли не нужны.

— Не знаю… грабли — верное средство. Моя мамка, как горилку от тата ховали, так завсегда грабли…

— Такое колдовство — всем колдовствам колдовство! Теперь в камору эту, с сокровищами мог войти только сам султан, ну или тот, кому он передаст эту силу, сыну там, или еще кому, но только одному, и сам он после этого силу теряет.