— Это я понимаю. — Бензик достал из заднего кармана толстый блокнот, начал что-то писать на верхней страничке. Чувствовалось, что это тоже давний ритуал. — Но вот что я вам скажу, Харриган… рано или поздно город заметит, чем вы тут занимаетесь, и тогда вашей святой заднице воздадут по полной программе. Я очень надеюсь при этом присутствовать.
Он вырвал исписанную страничку из блокнота, подошел к металлическому микроавтобусу, сунул листок под черный «дворник» на ветровом стекле.
Сюзанна, с улыбкой: «Его штрафуют. Судя по разговору, отнюдь не впервые».
Миа на мгновение отвлеклась, можно сказать, против воли: «Что написано на боку фургона, Сюзанна?»
Произошла небольшая подвижка, Сюзанна чуть протиснулась вперед, зрение у Миа словно раздвоилось. Для нее это ощущение было новым, словно кто-то начал щекотать ее глубоко в голове.
Сюзанна, голос по-прежнему звучал весело:
Понятно.
Бензик-патрульный уже уходил, с чувством выполненного долга, заложив руки за спину. Его впечатляющих размеров зад покачивался в форменных брюках. Преподобный Харриган все занимался мольбертами. На первом стояла картина, где мужчина в белом одеянии выводил из тюрьмы другого мужчину. Голова белоодеянного светилась. На второй — белоодеянный отворачивался от краснокожего монстра с рогами на голове. Чувствовалось, что монстр с рогами страшно зол на сэя Белоодеянного.
Сюзанна:
В голосе Миа вновь зазвучала подозрительность (похоже, она ничего не могла с этим поделать):
Миа явно стеснялась. Но направилась к преподобному Харригану, доставая черепашку из кармана.
18
Сюзанну осенило: она вдруг поняла, что надо делать. Резко подалась назад (если эта женщина не сможет поймать такси даже с помощью магической черепахи, значит, она просто ни на что не способна), крепко закрыла глаза и визуализировала «Доган». И, открыв их, очутилась там. Схватила микрофон, по которому обращалась к Эдди, включила, щелкнув тумблером.
— Харриган! — крикнула она в микрофон. — Преподобный Эрл Харриган! Ты здесь? Ты меня слышишь, сладенький? Ты меня слышишь?
19
Преподобный Харриган оторвался от своих трудов на достаточно долгое время, наблюдая, как черная женщина и с хорошей фигуркой, спасибо Тебе, Господи, садится в такси. Желтый автомобиль тут же отъехал. До начала вечерней проповеди предстояло многое сделать, беседа с Бензиком-патрульным не тянула и на разминку, но он все равно стоял и смотрел, как мигают и исчезают вдали задние огни такси.
С ним что-то произошло? Только что?
Он?.. Неужели такое возможно, неужели с ним?..
Преподобный Харриган упал на колени на тротуаре, не обращая ни малейшего внимания на пешеходов (впрочем, большинство из них не замечали его). Сцепив пальцы больших, старых, бессчетное число раз восхвалявших Бога рук, поднял их к подбородку. Он знал, что Библия считает молитву делом личным, которому следует предаваться в уединении, к примеру, в своей комнате, и проводил немало времени в таких молитвах, вознося хвалу Господу. Но он также верил и в другое: Бог хотел, чтобы люди время от времени видели, как выглядит молящийся человек, потому что большинство из них, прости, Господи, забыли, как он выглядит. И не было более подходящего, более приятного места для разговора с Богом, чем вот этот угол Второй авеню и Сорок шестой улицы. Тут звучало пение, чистое и нежное. Оно возвышало душу, очищало разум и… может, и случайно, очищало кожу. То был не голос Бога, преподобному Харригану хватало ума понять, что Бог не может петь на уличном углу, однако он склонялся к тому, что слышит ангелов. Да восславим Бога, восславим Бога-Бомбу, голос серафима!
— Господи, ты только что сбросил на меня маленького Бога-Бомбу? Я хочу спросить, был ли голос, который я только что слышал, твой или мой собственный?
Нет ответа. Так часто он не получал ответа. Что ж, он еще успеет над этим подумать. А пока нужно готовиться к проповеди. К шоу, если уж говорить откровенно.