До этого момента я и не осознавала, что у меня сложился определенный образ моего хозяина, навеянный его элегантным почерком в письме, которое он мне отправил, а также непристойными рассказами, которые я слышала от фрау Месснер и от леди из магазина герра Шнайдера. Я точно не знала, кого ожидала увидеть – кого-то высокого, красивого и, возможно, томного, но чего я точно не предполагала, так это того, что мой покровитель – предмет стольких опасений и пикантных слухов – окажется радостным маленьким какаду, щебечущим на немецком языке с богемским акцентом.
– Мне ужасно жаль, если я вас напугал, – сказал граф. – Но ваши брат, сестра и друг беспокоились о вашем исчезновении, и когда моя жена сказала мне, что вы вышли в сад, я понял, что должен сам отправиться на поиски. Видите ли, еще почти никому не удавалось самостоятельно найти выход из этого лабиринта.
И правда, мой неожиданный хозяин уверенно прокладывал себе путь по изгибам и поворотам живой изгороди, а я торопливо семенила за ним, стараясь не отставать.
– Это была идея моей бабушки, – продолжал граф, даже не дожидаясь моих ответов. – Живая изгородь, я имею в виду. Она любила математику и головоломки, но говорят, что этот лабиринт следует логике, которую никто не в силах разгадать. – Он захихикал. – Говорят, что ты должен быть или волшебником, или безумцем, чтобы решить эту задачку.
Волшебство. Я вспомнила тропу из маков, расцветавших передо мной в темноте, пару сверкающих глаз, подмигивающих на ночном небе.
Безумие.
– Думаю, совершенно ясно, к какой категории отношусь я, – сказал аристократ. Он маниакально ухмыльнулся, и у меня появилось подозрение, что я знаю ответ.
– И то и другое, разумеется, – продолжал Граф. – Хотя моя жена предпочитает разделять эти понятия. – Он улыбнулся еще шире, но спокойнее мне от этого не стало. – Ах, вы только послушайте, я лепечу и болтаю, как глупая девчонка, выпорхнувшая из школьного класса. Идемте же, идемте, давайте поторопимся, поскольку ночь холодна и ужасна, а вас могут схватить и похитить.
В ушах застучало.
– Похитить меня?
Он замолчал, развернулся и посмотрел на меня сквозь прорези в маске.
– Вы разве не слышали эти истории, фройляйн? – Его голос звучал мягко и приторно. – Есть такие, – он указал в сторону дома, затем в сторону города, – кто бы сказал, что эти исчезновения являются прискорбными последствиями… э… удовольствий, которым я и мои товарищи часто предаемся.
Я замерла, вспомнив, что рассказала мне домовладелица фрау Месснер: о безымянной девчушке, простой деревенской девушке, которую Прохазки взяли под свое крыло и которая затем исчезла при загадочных обстоятельствах. Другие обрывки слухов и сплетен просачивались сквозь мои мысли, дрожа и танцуя, как пламя свечи. Опиум. Ритуалы. Тайны.
Мой хозяин снял напряжение, рассмеявшись.
– Шучу, дорогая. Вам нечего опасаться, я не причиню вам вреда! Ах, я вижу, мы их нашли, – сказал он, махнув кому-то вдалеке. – Или, возможно, нас нашли.
Мы выбрались из лабиринта. На улице нас поджидали две фигуры; их силуэты выделялись на фоне освещенного дома: женщина в белом, чье лицо скрывала маска лебедя, и высокий худощавый юноша во всем черном, со скрипичным футляром.
Йозеф.
– Вот и вы, – сказала женщина в белом. – Я уже начала беспокоиться. – Ее зеленые глаза горели огнем даже сквозь тень от маски. – Ночь холодна, а вы ушли довольно давно.
– Фройляйн, – сказал граф, повернувшись ко мне. – Позвольте представить вам мою жену, графиню Марию Елену фон Прохазка унд цу Сновин.
Его жена. Я вспомнила нашу встречу, состоявшуюся немногим ранее, и ее чрезмерно фамильярная манера общения со мной обрела смысл. Граф и графиня составляли странную пару: она – само изящество и утонченность, а он – как будто творение рассеянного кукольника.
– Очень приятно, – сказала она. – Но мы уже виделись.
Я с опозданием вспомнила о манерах и присела в неуклюжем реверансе.
– М… мадам.
– Правильное обращение – ваше сиятельство.
– О, – мои щеки вспыхнули от стыда. – Простите.
Граф небрежно махнул рукой.
– Давайте не будет поднимать шум из-за таких пустяков. Зовите меня Отто, или
Моя рука инстинктивно потянулась к отсутствующему шнурку на опустевшей шее, но этого, кажется, никто не заметил.
– Прекрати смущать наших гостей, Отто, – с укором произнесла графиня, но в ее голосе сквозила нежность. – Простите моего мужа, дети, – сказала она, повернувшись ко мне и Йозефу. – Его энтузиазм не знает границ.
Я взглянула на брата, но он демонстративно не смотрел на меня.
– Может быть, нам стоит вернуться? – тусклым голосом спросил он. – Мне нужно время, чтобы разогреться.
– Ваш брат согласился порадовать нас своим выступлением, – сказала графиня. Поразительные зеленые глаза внимательно разглядывали мое лицо. – Он сыграет нам ту часть, которая включает в себя и вашу работу, насколько я поняла.
– Ах, да, композитор, – подхватил граф Прохазка. – Каким редким и чудесным даром вы наделены, фройляйн!
Я попробовала улыбнуться, но мое лицо оказалось таким же каменным, как ночная стужа.
– Не такой уж это и дар, ваше сиятельство.