Пока Ясон ждал, что его заберут в лагерь к эгейцам, он не находил себе места. Всё таки, решалась его дальнейшая жизнь. Он просто бродил по окрестностям, в сопровождении Данки. Кошка не ощущала ответственности момента и резвилась как маленький котёнок. То бегала за порхающими бабочками, охотилась на них своими мягкими лапами, то пряталась в кустах, пытаясь вовлечь задумчивого хозяина в свои игры. Пока юный моск проходил мимо мест, облюбованных под житьё разными народами, внимание на него никто не обращал, даже дорогу уступали, люди сторонились от мальчишки, прогуливающегося с дикой горной кошкой. На Данке же не было написано, что она домашняя любимица, а не составляющая единица боевого моского отряда барсов.
Так слоняясь без дела Ясон забрался в какие-то дикие заросли, совершенно безлюдные. Мальчишка услышал журчание воды, и собирался было в одиночестве посидеть у бьющего из под земли ключа, над которым ветки высокого куста переплелись с лозами дикого винограда создавая тень. Что могло быть лучше, чем прохлада, в которую можно окунутся и подумать о том, куда же ведут его боги. Но место уже было занято.
У холодной бьющей из под земли воды сидел, на удобном камне, полный мужчина в длинном одеянии с бахромой, лысоватый, с добродушным лицом и хитрым взглядом торгоша.
– Странно, – прошептал про себя юный моск, ни дахов, ни других азиатских народов в Мителенах сейчас быть не должно, а мужчина одет в восточное платье. Данку, рванувшую было к холодной воде, мальчишка придержал рукой, и они вместе замерли в кустах, наблюдая за восточным человеком. Всё равно до прихода Алеся заняться не чем было.
Вскоре к ожидавшему присоединился воин в лёгких льняных охотничьих доспехах. То, что это был именно воин, заметно было по выправке, по манере держать себя, Ясон бы даже сказал, что с островов Эгейского моря, отличаются они как-то неуловимо в движениях от материковых жителей. Мужчина значительный, но с какой-то червоточиной. А потом, вышел ещё один. На этот раз, это был молодой человек, гибкий, быстрый в движениях. Ясон сразу определил, что эллин, только они не носят штанов и оружия, считая это варварскими пережитками. Лицо молодого человека можно было бы назвать красивым, не будь оно столь слащавым. Утончённый, ухоженный, с вытравленными до белого цвета волосами, длинными, как у эфеба, хотя возраст этот он уже лет пять как переступил.
– Калос, – бросился к нему добродушный толстячок в восточных одеяниях.
Беловолосый воровато оглянулся, зато воин надавил на обрадовавшегося толстяка рукой, что бы тот сел. Дальше говорили они тихо и юному моску ничего не было слышно, сколько он не напрягал свой слух. Воин отдал тому, кого назвали Калосом исписанные свитки. Они обменялись какими-то фразами, толстяку достался кошель с деньгами, и мужчины разошлись.
Ясон с Данкой тут же заняли освободившееся место в прохладной тени. Барсиха обнюхав место встречи расчихалась, и юному хозяину пришлось ледяной водой брызгать ей на морду, что бы смыть неприятный запах. Потом они вместе пили из ключа и даже перекусили лепёшкой с сыром, взятой из моского лагеря.
Вскоре Ясон услышал зов отца, за ним пришли. Вот с этого момента и началась новая жизнь, всё прежнее было выброшено из головы, или проще – забыто.
День он уже провёл в лагере эгейцев, после того, как Алесь помог перетащить вещи.
После сытного завтрака дети в окружении охраны ходили на торг, оттуда уже к полудню они спешили на конкурс певцов. Кузька сбегал к лагерю в сопровождении эфебов и уже у выхода с торга ждал их с музыкальными инструментами.
Как только Яська увидел свою кифару, страх в предвкушении конкурса накатил, поселившись холодным мерзким животным внизу живота и выпуская липкие щупальца по спине. Павка уже на торге был притихший и ни на оружие, ни на доспехи внимания не обращал. Вообще, общая напряжённость среди ребят просто искрилась. Миновав разные лагеря, сам не зная как, Яська на негнущихся ногах подошёл к входу в пещеру, предназначенную для конкурса.
Мальчишки рядом с ним были не лучше. Павка шёл на ватных ногах, стуча зубами. Петь, видимо, он будет, лязгая.
Илька был бледный как смерть, сжимая кулаки. Фифа его что-то спросил, но тот поднял на него невидящие глаза и замотал головой… Яська, глядя на них, понял, что и его сердце спряталось куда-то в пятки и там слабо постукивало.
У входа их ждали взрослые, но мальчишки прошли мимо родителей, словно шли в последний путь. Мерван ободряюще потрепал сына по плечу, Яська выдавил куцую улыбку.
Они спускались по узкой лестнице, обрамляющей пещеру. Внизу, в горе, находился амфитеатр. Полумрак пещеры настраивал на камерность и таинственность. Слабый дневной свет проникал сверху, освещая площадку для певца. На ней горел тёплый костёр и стоял грубый стул. Гости из группы поддержки рассаживались на туфовые скамьи, юноши певцы уходили в три арочных хода, согласно представленным направлениям. Для певцов самодеятельной песни был крайний ход. Яська скрылся в него, оставив новых друзей, напутствующих Павку.