Песнь волчьей крови

— Олуэн с Ариэллой загорелись предвкушением ожидания нового члена нашей стаи и начали покупать вещи, примерно ссылаясь на твой вкус. Я был не против, так как считаю, что чем бы женщины не тешились — главное, чтобы они не плакали.

— Вот как ты считаешь? — едва не сорвалась на смешок я.

— Да, именно так, — сладко промурлыкал Рудольф, посмотрев на меня сверху вниз.

— Как они узнали размер моей одежды?

— Мы полуоборотни — у нас отличный не только глазной мер, — многозначительно улыбнулся Рудольф.

— Да уж, — с ностальгией отозвалась я и вдруг пришла в ужас. — О, нет! О, нет-нет-нет-нет-нет… — резко сев на колени, широко распахнула глаза я, глядя на Рудольфа, который мгновенно напрягся.

— Что такое?

— Мы не предохранялись! Ты в меня… О, нет!!! — я резко схватила себя между ног сквозь простынь.

— Хах! — откровенно засмеялся Рудольф. — Не переживай, ты не забеременеешь.

— Почему ты в этом так уверен?! — не переставала паниковать я.

— Способность зачатия у полуоборотней немного отличается от человеческой. У мужских особей она наступает в возрасте от шестидесяти до четырехсот человеческих лет, что в годах полуоборотней равняется от двадцати пяти до шестидесяти лет. У женщин же этот возраст наступает в тридцать и заканчивается в триста лет — в возрасте полуоборотня это равняется от двадцати одного до сорока восьми лет. И потом, для того, чтобы зачать потомство, мы должны заняться сексом в полнолуние — иначе никак.

— Честно? — всё еще с опаской спросила я.

— Честно, — довольно улыбнулся Рудольф.

— Пффф… — выдохнула я, наконец, расслабившись. — Как вы исчисляете возраст полуоборотней?

— Также, как и оборотней. До десяти лет организм волчонка растет быстро — один год приравнивается к двум человеческим годам. К десятилетнему возрасту переярок уже является взрослой, сформировавшейся личностью. К этому времени он выглядит на двадцать человеческих лет и развит, как двадцатилетний человек. Можешь судить на примере Кая. С десятилетнего возраста волк перестает стареть. Вернее, он стареет, но медленнее, чем обычный человек. Одно десятилетие приравнивается одному году. Например, мне двадцать пять человеческих лет.

— Выходит, что тебе десять лет приравненных к двадцати и пятьдесят, приравненных к пяти.

— Именно.

— Но… — я нахмурилась. — Почему я развиваюсь как обычный человек? Может быть, я не склонна прожить тысячу лет?

— Вовсе нет, — усмехнулся Рудольф. — Просто ты рождена от человеческой женщины. Это значит, что до двадцати лет ты будешь развиваться как человек, но как только тебе исполнится двадцать — ты начнешь отсчитывать своё старение десятилетиями, приравненными к годам.

Помолчав с минуту, переваривая новую информацию, я снова спросила:

— Импринтинг — это обручение подсознаний, венчание душ… Чего еще я не знаю об этом?

— Для того чтобы импринтинг между нами состоялся, мы должны были переспать друг с другом. Если до этого мы бы легли с кем-нибудь другим, мы бы разорвали эту связь…

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — улыбнувшись, ударила Рудольфа в ногу я.

— Чтобы ты даже не думала, что у тебя есть отходные пути, — заулыбался в ответ он. — Импринтинг — это прекрасно. Это самое лучшее, что может случиться с волком, и это далеко не каждому дано. По сути, мы стали идеальной парой, для которой благополучие друг друга важнее, чем собственное. Переспав друг с другом, мы негласно согласились на уничтожение слова «я» в наших отношениях, заменив его словом «мы». Теперь мы одно целое, понимаешь?

— То есть, ты не спал с Залиной? — довольно ухмыльнулась я.

— Как и ты с Генри.

— Хах! Мы лишили друг друга девственности?! Ты был семидесятилетним девственником! А моя мама переживала по поводу того, что я в свои семнадцать ходила «нетронутой».

— Многие волки впервые лишаются девственности после ста лет. С учетом продолжительности наших жизней — это нормально, ведь мы моногамны и для нас, в отличие от людей, этот вопрос жизненно важен, в прямом смысле этого слова. И потом, мне было ради чего терпеть, — довольно улыбнулся Рудольф. — Я знал о тебе еще до твоего рождения, с момента зачатия твоей матери. Я ждал тебя сорок восемь лет.

— Пффф… Даже не могу представить, каково это — ждать человека полвека — напряженно произнесла я. — Как же хорошо, что ты меня дождался, — облегченно выдохнула я, вернувшись к Рудольфу на грудь. — Было сложно?

— Ждать того, кого любишь, не сложно. Ждать любимого больно, тоскливо, в процессе ожидания даже на стену лезть хочется, но точно не сложно. Ведь ты ждешь того, кто важнее всего, что у тебя есть — он важнее твоей жизни. Гораздо сложнее ждать того, кого ты не любишь — можно и не дождаться.