Дни до моего первого полнолуния протекали слишком медленно, чтобы можно было пережить их без единой ноты переживания.
Первый день после возвращения Рудольфа от Равенны Олуэн не умолкала о том, как сильно она сожалеет, что в разговоре со мной проговорилась о договоренности Рудольфа с родом Елоу, благодаря которой жизнь Кая, в итоге, была спасена. И хотя Рудольф к концу дня убедил Олуэн в том, что её переживания беспочвенны, она продолжала чахнуть день за днем. И дело уже было даже не во всей этой истории с «молчанием» — Олуэн сдавала позиции из-за очевидного потрясения, связанного с Залиной. Если бы не Раймонд, она бы наверняка с бóльшим трудом переживала бы происходящее.
Что же касается самой ситуации с Залиной — я достаточно легко обсудила этот вопрос с Рудольфом, что позволило мне еще раз осознать силу его стратегического мышления. У нас был план — очень хороший план. Однако мы не хотели им делиться с Раймондом и Олуэн, опасаясь распространения слухов, которые могли бы всё испортить. Поэтому нам оставалось лишь наблюдать за тем, как Олуэн, совершенно потеряв контроль над своими эмоциями, постепенно тлеет. Для того чтобы хоть как-то восстановить её силу духа, мы пытались подключить её на волну наших биополей, но даже у Раймонда едва удавалось словить наш настрой, что было неудивительно — в стрессовой ситуации он думал только о своей паре. Единственной отдушиной от страданий для Олуэн стала её мать, Равенна. Вскоре после того, как Олуэн начала дни напролет проводить в покоях Равенны, она смогла постепенно вернуться в строй, упорядочив свои мысли и, наконец, собрав расшатанные нервы в тугой пучок, и замкнув его в своем крепком кулаке.
Дни шли, часы тикали, и я с каждым мгновением всё сильнее страшилась своего первого обращения, и всё с большим нетерпением его ожидала, потому как именно оно должно было стать моим ключом от свободы. Мы с Рудольфом дни напролет проводили в четырех стенах своих покоев, не покидая их пределов, чтобы лишний раз не вступать в словесную войну с противниками, которых, как утверждал Рудольф, было не больше, чем наших союзников.
Позже, накануне полной луны, мы с Рудольфом пришли к обоюдному решению уединиться на срок до моего первого полнолуния. Впоследствии, это решение сильно помогло нам в сохранении равновесия моего душевного спокойствия.
Впервые моё настроение начало сильно меняться за сутки до полной луны. Вернее, речь идет даже не о настроении, а о внутреннем состоянии. Я стала слишком нервной, словно в мою душу каждый час вонзали по одной спице, обожженной тревогой. В итоге, я весь день металась по комнате, не в силах найти применение своим рукам. В момент же, когда я осознала, что хочу разбить вазу, я признала, что нахожусь на пределе. Причиной моей нервозности Рудольф обозначил приближение первой для меня, как для полуоборотня, полной луны. По его словам, во время первого обращения большинству «новичков» крышу сносит напрочь, из-за чего никто не ждет от меня завтра кротости младенца. Скорее наоборот — все в предвкушении ожидают феерическое извержение вулкана в моем исполнении.
Проснувшись в десять часов, я решила прислушаться к советам Рудольфа и попытаться сосредоточиться на тишине, вместо того, чтобы распыляться по сторонам, как делала это накануне. До одиннадцати часов просидев в каменной яме, наполненной горячей водой, я вернулась в спальню и, отказавшись от завтрака, легла на кровать, прикрывшись пледом. Злость невероятной силы каждое мгновенье пыталась вырваться из моего подсознания, но, погрузив свой внутренний мир в полудрему, я успешно подавляла её. Не знаю, как у меня это удалось, но в итоге я пролежала с закрытыми глазами и без единого движения вплоть до десяти часов вечера. Когда же я раскрыла глаза, Рудольф всё еще сидел на стуле у камина. Скрестив руки на груди, он сосредоточенно смотрел на меня сквозь всю комнату, словно пытаясь уловить ноты моего настроения.
— Как ты? — сдержанно поинтересовался он, но я не ответила.
Медленно встав с постели, словно боясь разбудить в себе дракона, я одела тапки и аккуратным шагом подошла к Рудольфу.
— В порядке, — в итоге только и смогла выдавить я, сев рядом с собеседником. — Уже через два часа начнется. Я чувствую волну, накатывающую на мой внутренний мир. Она скоро будет готова обрушиться на моё подсознание, чтобы раздавить его всей своей мощью. Едва ли я смогу устоять против силы такой мощи…
— Я не говорил тебе еще этого, но… — тяжело выдохнул Рудольф, после чего ненадолго замолчал, словно пытаясь выстроить свои мысли в шеренгу. — После обращения у полуоборотня отрастают волчьи уши, хвост, ногти и волосы, которые, к тому же, еще и резко меняют цвет. Еще у нас изменяется цвет радужной оболочки глаз, согласно цвету рода, которому мы принадлежим, но мы остаемся в своём теле. Понимаешь, о чем я говорю?