Песнь жар-птицы

Его лицо вдруг сделалось очень серьёзным, и собеседники сразу притихли. Эмилия, молча слушавшая беседу мужчин, встрепенулась. А Виктор достал из кармана джинсов вчетверо сложенный лист и не спеша расправил на колене. Теренс подозрительно нахмурился: листок небось тоже из альбома юного Кауница? Если так, то приключения дружной троицы ещё только начинаются…

Как всегда, интуиция его не обманула.

– Это портрет Элинор. Автор, как понимаете – один из присутствующих, – и Виктор пустил рисунок по кругу, обойдя Тобиаса.

– Однако! – вскинул брови Клим.

Эмилия ахнула.

Теренс глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Этот тот портрет, что ты рисовал на горе близ Оломоуца… а мне так и не показал? – наконец, проговорил он.

Тобиас кивнул. Он выглядел слегка растерянным, но отнюдь не виноватым.

– Давайте скажем ему спасибо, что хоть сейчас показал! – съехидничал Вик. – Наш чудо-художник, наверное, просто забыл о каком-то там рисунке – столько дел и забот!

– Я не забыл… – начал было Тобиас, но Виктор не дал ему и слова сказать:

– Дай угадаю! Ты наверняка подумал, что было бы нетактично показывать его нам сейчас, когда Элинор уже нет, верно? Как-то не комильфо… О да, такое вот благородное воспитание!

Тут вмешался Теренс:

– Вик, мы все понимаем, что тебе больно, но помолчи и дай другу возможность объясниться!

Это было сказано таким тоном, что у Вика вмиг отпало желание ёрничать. Тобиас благодарно взглянул на Эрхарта-старшего и уже решительнее продолжил:

– Тактичность тут ни при чём. Просто было ещё не время… Не знаю, как объяснить. Я вообще не хотел никому показывать этот рисунок. Вы не поверите, у меня даже возникло острое желание разорвать его, сжечь или хотя бы спрятать куда подальше – прежде со мной никогда такого не случалось! Но Элинор попросила показать…

– И ты ей показал? – подбодрил его Теренс. – Конечно же, показал… И что она сказала? Удивилась?

– Ничего не сказала. И не удивилась. Лишь слегка улыбнулась, как будто чего-то подобного и ожидала…. Но при этом у меня сложилось чёткое впечатление, что она не хочет, чтобы я показывал портрет кому-либо ещё!

– Возможно, именно такую просьбу малышка передала тебе мысленно, – предположил Теренс. – Так, хорошо, а почему ты решил показать нам портрет сейчас?

Тобиас виновато опустил голову.

– Утром Аглая с Виком говорили об Элинор, о её собственном выборе, а потом я пошёл в свою комнату собираться в дорогу. И вдруг чётко понял, что надо взять с собой тот старый альбом: он хранился у меня в столе…

– Вроде как время пришло? – подсказал Теренс.

– Именно: время пришло! – судорожно выдохнул Тоб, аж вспотев от напряжения.

Эмилия это заметила, встала, подошла и положила руки парню на плечи.

– Не волнуйся, мой мальчик. Ты всё правильно сделал. А то, что не умеешь облекать свои ощущения в слова – так это не беда! Ты всегда можешь их нарисовать… – говоря это, она легонько массировала плечи парня, пока тот не расслабился, а затем обратилась ко всем сразу: – Ребята, я всё же предлагаю всем идти отдыхать. Завтра будем думать, что делать дальше.

В этот раз спорить никто не стал. Парни встали и послушно направились к выходу, пожелав хозяевам доброй ночи. Эмилия задержала за руку Вика, уходившего последним.

– Сынок, дай мне этот портрет, – попросила она. – На одну ночь.

– Хочешь, я тебе отсканирую?

– Отсканируешь завтра. А сейчас дай мне, пожалуйста, оригинал.

Вик протянул матери листок, ещё раз пожелал спокойной ночи и поднялся к себе на второй этаж. Клим и Тобиас уже привычно расположились в его комнате, разложив на полу матрацы и спальники.

Теренс сказал, что он ещё немного посидит в кабинете, и Эмилия ушла в спальню одна. Проходя мимо детской, она заглянула в приоткрытую дверь: близнецы мирно спали, умаявшись за день. Из комнаты Вика тоже не раздавалось ни звука. Она вошла в спальню, включила старинную прикроватную лампу с расписным шёлковым абажуром, быстро переоделась в ночную сорочку и скользнула под одеяло.

Когда час или два спустя, уже под утро, пришёл Теренс, он нашёл жену спящей, но её гладкие русые волосы, прилипшие к щеке, были ещё влажными от слёз. Рядом на белой кружевной подушке лежал плотный листок бумаги. Теренс со вздохом взял рисунок и пристроил на тумбочке, прислонив к лампе, затем выключил свет, лёг, легонько обнял жену и вскоре уснул.

Эрхарт-холл спал, погрузившись в предрассветный покой. Только рыжий кот, пробравшийся в спальню вслед за хозяйкой и не замеченный хозяином, так как прятался под кроватью, вылез из своего укрытия и устроился в ногах у Эмилии. Но спать и не думал. Янтарные глазищи то и дело поблёскивали, косясь на портрет под лампой.

Юная дева, прекрасная, как королева эльфов, глядела на спящий дом с нежной улыбкой, но в глазах её была глубокая тоска…

Глава 5. Сила воображения