Когда подойдет все этои ввысь отлетит тоска,и воздуха всей планетыне хватит на полглотка,когда ночные созвездьяпроступят на потолке, —не верю, что вот он, весь я,на жесткой этой доске.Как были мы — так и будем,и, верно, Создатель прав:уйдет, что не нужно людям,и имя этому — Прах!Иначе подумать страшно,как в землю вместить однуусопших и в битвах павшихмильярды сердец и душ, —ее порвало б от боли,порвало на сто частей.Но чья-то лелеет волябеспечных ее детей.Как воздух хранит животных,как море — холодных рыб,так тысячи тысяч мертвыххранят мильоны живых.Я чувствую их дыханье,когда своего не взять,и легкие их касанья,их слабый и долгий взгляд.Их зов настойчив и ясен,и в нем растворится страх:«Не бойся, тот мир прекрасен,а здесь останется прах!Ты есть, ты будешь, ты нужен!»И верю — я буду весьв любом, кому станет хуже,чем мне, лежащему здесь.9 октября 1978
Размышление под шум дождя
По черепу молотит дождь,молотит дождь по мокрым стеклам,и повергает ветер мокрыйдома в медлительную дрожь.Какую грусть и полноту,какие мерные созвучьярождает заурядный случайи монотонный ровный стук.Его биеньем снесены,спокойно отплывают мысли,где видится не столько смысла,сколь равнодушья тишины.Ну, например: как свой чередимеет всякая погода,так мысль, что властвует народом, —лишь та, которой ждет народ.Нет, новизны здесь не найдешь:к чему готов, тому и править.Мы можем умничать, лукавить,но толку с этого — на грош.Увы, предел есть для всего:предел любви и пониманья,и счастье первоузнаванья —околица, свое село.А дальше — смутный, чуждый лес,где все не только незнакомо,но все совсем не так, как дома —иных законов темный блеск.Как в стан опасного врага,туда идут лишь одиночки,отодвигая влажной ночьюоколицу на полшага.И в этом все?.. Я так и знал:нет и намека на открытье —всего лишь слабое наитье,и вновь пуста моя казна…В какой бы красочный нарядмы сказанное ни одели —на дне короткая идея,всего два слова: шум дождя.21 октября 1978