Читаем Песни для Таны полностью

и седые стены

нас разделили

Пустотой греха.

Укрой меня,

здесь так темно и сыро

здесь сотни лестниц,

лабиринтов, галерей

здесь тишина

как тягостная сила мне давит шею

и дыхание ночей

мне опаляет веки

Серый странник

присел на краешек стола

молчит и ждет


Укрой меня,

ведь скоро станет ясно

кто умер

кто родился

кто прощен


***


В сердце моем – теплая медь

Руки умыты горячим свинцом

Над головою – бесовская плеть

Леший следит за моим ремеслом

В доме – ни звука

Распахнута дверь

Высохло масло в лампаде

Полынь

у изголовья постели

и ночь

ветром закрыла Псалтирь.


***


Бабье лето – золотая нить

из небесного полотна

Кто дарит ее,

чтобы к раздумью склонить

взглянуть на мир

с той стороны зеркального стекла…

Я смотрю из окна

на эту зрелую женщину

мудрую, нежную

с такими ласковыми глазами

и огненным ликом

и не знаю,

есть ли надежда

на новую встречу

Кто еще помнит о нас?

Кто способен утешить нас

как младенцев?


Вернуться в святую купель

В колыбель из осеннего

свежего ветра и листьев,

прикоснуться несмело

к пшеничной груди

бабьего лета,

прошептав: «Сохрани…»

Что еще остается нам?

Слышишь напев

молитвенный и глубокий

слова простые и сильные

Ты – из ребра моего бессмертного,

из рек моих сокровенных,

родников голубых

моих губ

и чистейших желаний

сотворена

Женщина -

пламенная осень

Последняя осень

перед новой войной.


***

Анне Ранцане


Анна спит.

Не стыдись своих слез

Не стыдись преклоненных колен

перед Распятьем

Одиночества не стыдись.

В слове твоем сплетаются

травы жизни и смерти,

рассвет затихает

в яблочных зернах.

Анна спит.

Видит светлые сны

видит старые липы

у дома,

которому молится,

видит руки

словно корни растений -

старого мастера руки,

мнущие глину

Печь,

откуда выходят фигурки

краски

кисти простые…

Анна спит.

А утром

Колодец от инея стонет

замерзший колодец,

присыпанный снегом

Анна, проснись!

Пора за водой

и за болью.


***


Видно кем-то я проклят

(но кем и когда?)

И взгляд мой снега окутали

Корабли дали течь

Паруса

разорваны ветром,

заклинил штурвал

снасти истлели,

запутаны.

Это проклятье лежит на челе,

но не клеймом оно выжжено,

проклятье – мой крест

и в огне

оно седмирицей очищено

Нет, не тавро позорное

не печать колдовская

Боль необычная

странная

Тоска моя неземная.

Ты не ищи меня, милая

в этих словах неумелых,

в них от меня лишь дыхание

в них лишь огонь несмелый…

***


Под рукой,

привыкшей к раздумьям,

белая глина податлива

словно осенняя полночь.

Из глины рождаются соловьи,

люди, звери, деревья

и ставит фигурки в печь

моя нерожденная дочь.

Мать пошла по воду.

Покосился колодец.

Тропинка мокра от росы

Прошу тебя,

войди в дом мой осенний

радость и горе мое раздели

Помолись со мной,

не пугайся слов о смерти

Вот – яблоки

не стесняйся – бери

вот – вино,

выпей со мной

немного

Может быть, чай?

Хочешь – молчи

Хочешь – я помолчу?

Не уходи,

останься сегодня в доме

в доме моем осеннем,

Я двери закрою -

никто не войдет

не потревожит.

Останься.

Утром уйдешь незаметно

Я лишь услышу скрип двери

выйду в сад

и следы увижу

и снова буду мять белую глину.


***


Прости.

Я так измучен миром

Я так устал от сей

невидимой войны,

где поражение – кроваво и жестоко,

где враг – безжалостный анатом чистоты.

А мы все пьем

и мучаемся после,

но не от жажды

и не от вина…

Гляди,

опять приходят кредиторы

клянут нас, грешных

за беспомощность стиха

за слабость духа

за измену словом

за блуд

за непонятную тоску.

Прости.

Мы скоро будем дома,

в каком-нибудь божественном саду…

А может быть,

наш дом угрюм и темен

и путь к нему

давно порос травой

и серый филин плачет у забора

и змей шипит за каменной стеной?


***


Дверь заперта на три ключа -

луны ущербной,

злобы и тоски

не выйти мне из дома до утра,

не получив прощенья за грехи.

Огонь еще мерцает в образах

то плачет,

то смеется

ждет молитв

Душа моя из тонкого стекла

и в ней стрела безумная саднит


***


Чего мне еще ждать?

Только смерти.

Вот она рядом -

всегда черна и спокойна.

Холодного ветра внезапного

Да еще суждено одиночество

(надолго ли?)

Руки его в волосах моих запутались

и на лоб крестом легли

холодные пальцы.

Чего еще ждать?

Искушений

лукавых и грязных?

Но стоит ли?

Вот они

словно деревья в лесу ноябрьском – холодные, голые,

пронзительно долгие.


Не бойся ладоней пустых,

смерть справедлива,

добра,

всегда приходит вовремя.

Ты уснешь незаметно,

а утром

из-под подушки вынешь

зерна мои

и звезды

Удивишься -

они молоком истекают

и кровью.


***


Мать моя – черная птица

с белой звездой во лбу,

серая кобылица

в рыжем от грязи рву

облако грозовое,

Мягкая тишина

нежно крадется к сердцу,

а в голове – дыра.

Тонкою струйкой сочится

зерно из моей головы

Белая голубица

села на наши гробы


Братья мои родные

молятся обо мне

сестры приносят воду

и весть о новой войне…


***


Ребенок мой в камне спрятался,

его я в ладони несу,

а вокруг все молятся идолам,

как лисы рыщут в лесу.

Дни в ноябре тягучие

словно алтайский мед

Люди плачут о хлебе и золоте,

зажимая руками рот.

Оживает в ладони камень,

на пороге – последняя ночь

прижалась щекой к коленям,

но нам ей уже не помочь -

тело ее изорвано

крючьями

топором

руки отрублены нежные

в горле – бронзовый ком.

Ребенок мой в камне спрятался

Камень упал в ручей -

под ногами дорога -

то ли до ада,

то ли до Божьих свечей?


***


Новый день.

Его я не жду прихода,

оставляя свой взгляд

на вчерашнем стекле.


***


Первый снег в ноябре

слишком слаб

Выйди из дома

ветреным утром

Перейти на страницу:

Похожие книги

Яблоко от яблони
Яблоко от яблони

Новая книга Алексея Злобина представляет собой вторую часть дилогии (первая – «Хлеб удержания», написана по дневникам его отца, петербургского режиссера и педагога Евгения Павловича Злобина).«Яблоко от яблони» – повествование о становлении в профессии; о жизни, озаренной встречей с двумя выдающимися режиссерами Алексеем Германом и Петром Фоменко. Книга включает в себя описание работы над фильмом «Трудно быть богом» и блистательных репетиций в «Мастерской» Фоменко. Талантливое воспроизведение живой речи и характеров мастеров придает книге не только ни с чем не сравнимую ценность их присутствия, но и раскрывает противоречивую сложность их характеров в предстоянии творчеству.В книге представлены фотографии работы Евгения Злобина, Сергея Аксенова, Ларисы Герасимчук, Игоря Гневашева, Романа Якимова, Евгения ТаранаАвтор выражает сердечную признательнось Светлане Кармалите, Майе Тупиковой, Леониду Зорину, Александру Тимофеевскому, Сергею Коковкину, Александре Капустиной, Роману Хрущу, Заре Абдуллаевой, Даниилу Дондурею и Нине Зархи, журналу «Искусство кино» и Театру «Мастерская П. Н. Фоменко»Особая благодарность Владимиру Всеволодовичу Забродину – первому редактору и вдохновителю этой книги

Алексей Евгеньевич Злобин , Эл Соло , Юлия Белохвостова

Театр / Поэзия / Дом и досуг / Стихи и поэзия / Образовательная литература