Мелкие твари, сражавшиеся с хирдманами, прижимались к земле, не смея убежать от идущего к их повелительнице противника, они пятились, отступали, пытались не смотреть на него. Словно испуганные псы они издавали скулящие звуки, попискивали, хрипели и рычали, плакали и стенали. А их противник спокойно шел вперед и казалось с каждым шагом увеличивался его рост. Его силуэт становился все менее четким и все больше становился похож на непроглядное темное облако, собиравшееся вокруг него. Столь черное, что самая темная ночь без звезд, показалась бы серой на ее фоне. Это была истинная, изначальная тьма. Тьма, которая могла поглотить все, что угодно.
- Стой, кто бы ты ни был, ты не властен здесь! - Прошипела змеиная царевна. - Это моя земля и моя добыча!
Над полем прокатился вопль змееподобной повелительницы и все ее твари ринулись в атаку, подгоняемые ее приказом. Человекоподобные существа с огромными глотками, женщины с головами змей и змеи и женскими конечностями торчащими из их тел. Все эти слуги королевы по ее приказу отправились на битву с чужаком.
Тьма хлестнула по ним своими руками - щупальцами, спеленала их и нападавшие один за другим исчезали внутри этих развернувшихся крыльев, в этом непроницаемом и не познаваемом облаке пустоты, в этом ничто. Исчезали с воем и стонами, больше напоминающим плач. А фигура, уже очень отдаленно напоминающая человеческую, окутанная сполохами, щупальцами и крыльями тьмы, все шла и шла, неспешно продвигаясь вперед. Тогда королева сама ринулась в атаку. Ее конечности оплели черную фигуру подняли над землей с диким смехом, которым смеется безумный палач над своей бессильной жертвой. Она пытаясь разорвать и поглотить тьму. Но через секунду смех под полем сменился паническим криком ужаса от которого седели волосы на головах у самых храбрых воинов северных земель, а у троих из хирдманов разом остановились сердца и тела их бездыханно рухнули на землю.
Глотка ярла ужа охрипла, он почти что оглох, но продолжал повторять одно и тоже:
- Тор!
На этот раз имя бога грома было произнесено почти что шепотом и казалось почти не слышно. но Торлаф продолжал взывать, подняв лицо к небу.
Тьма пожирала королеву змей изнутри, она расползалась по ее конечностям, она стремилась к ее сердцу и та не могла вырваться. У нее не было на это сил. Она великая богиня этого народа, хранившая его от невзгод. Она великая владыка этих земель, вскормленная кровью этих людей и их менее ценными дарами - медом, хлебом, молоком. Она могучая и бессмертная сейчас погибала и осознание близкой смерти сводило ее с ума.
- Что ты такое. - Прошипела она перед тем, как тьма полностью поглотила ее, но то что пожрало ее ничего не ответило, а лишь завершило трапезу, ни оставив от королевы змей и ее слуг ничего.
Через мгновение, длившееся время, сравнимое с вечностью, к нестройно стоящим седовласым, частично ослабшим, частично обезумевшим хирдманам, повернулся известным им Скальд.
- Чудовищ могут убить только чудовища. - Усмехнулся он и направил свои стопы куда-то вдаль. Сотни людских глаз смотрели ему в след, а когда он скрылся из виду вздох облегчения прокатился над строем. Они садились там, где стояли. Разбредались. Падали. Стенали и плакали. Никто не винил тех, от кого пахло испражнениями, но все они завидовали сейчас тем, кто пал в бою и не видел всего до самого конца. Даже тем, кто упал с остановившимся сердцем.
И лишь Ярл в бессилии своем рухнул на землю, слезы непроизвольно потекли из его глаз, а голос, казавшийся чужим продолжал повторять, уже почти что беззвучно, вновь и вновь:
- Тор.
Они не спали всю ночь. Просто не могли уснуть. Закрывали глаза и начинали биться в судорогах, вызванных паническим страхом. Кто-то из них выбрав смерть, отходил от общей сгрудившейся человеческой массы по парно. Упасть на свой меч, бесславная кончина, а вот попросить об услуге товарища и даровать ему такую же услугу - дело достойное. Те, кто выбрал смерть, становились лицом к лицу обнажали клинки, приставляли их к груди своего товарища и резко делали шаг на встречу друг другу. Они падали истекая кровью, а на лицах их играли улыбки, ведь со смертью уйдет и память того, что видели они этой ночью.