Песни и люди. О русской народной песне

Со Буянова да славна острова,
Эх, со того-то куста да со ракитова
Эх, подымалася птица да млад-ясён сокол.
Да подымался сокол ой да по поднебесью.
Высоко-то сокол да подымается,
Эх, выше лесу, сокол, да выше темного,
Эх, ниже облака ниже ходячего…

Мы с удовольствием слушаем. Голос дяди Лариона крепнет.

Эх, да опускался сокол да на сырой дуб,
Он и зрел-то, смотрел да на все стороны…
Ой, завидел-от сокол да реку, реку Смородину.
Эх, да что-то по той ли реке, реке Смородине,
Эх, расстилалися лужка, лужка широкие,
Лужка широкие, сами зеленые,
Эх, да вырастала трава, трава шелковая,
Эх, да расцветали цветы, цветы лазурьевы,
Эх, разнесло-то духи, духи малиновы,
Да не малиновы духи — духи анисовы…
Эх, да тут-то шли да прошли звери ой да лютые,
Ой, да не звери лютые, не волки серые, —
Еще шли-то, прошли да злые вороги…
Они шли-то лесами, несли сабли вострые,
Сабли вострые, ой да пушки, пушки медные…

— Чудесно, дядя Ларион! А дальше?

— А дальше — всё, — серьезно отвечает дядя Ларион, — бывает, боле-то сокол ничего и не видел. Только видел, как по хорошей земле да злые люди прошли.

— Дядя Ларион! Ну еще что-нибудь! Пожалуйста! И певец, подумав, затягивает медленно и спокойно:

У колодичка да-ле у глубокого,
Ой, чтой у ключика да-ле у холодного
Ой, молодой-то майор да-ле тут коня то-ле поил,
Эй, коня карего, ой да-ле сухопарого…
Ой, увидала его да-ле красна девица,
Ой, да за водой она пошла да-ле за холодною…
Ой, воду черпала, да-ле ведра ставила,
Ой, ведра ставила, да-ле с милым баяла,
Ой, с милым баяла, да-ле не добаяла…
Ой, то-ле стал-то парень девку подманивать,
Ой, стал подманивать да-ле подговаривать:
«Ой, ты-ле, девица, да-ле пойди замуж за меня.
Ой, мы поедем с тобой да-ле во Казань-город.
Ой, чтой Казань-то город да-ле на красы-то-ле стоит,
Ой, Казань-реченька да-ле медов* то-ле течет,
Ой, быстры ручейки да-ле сладки сахарны бежат,
Ой, на крутом бережку черны камешки лежат».
«Ой, ты не ври, да не ври, да не обманывай,
Я сама там была, сама видела:
Ой, что Казань-то город да-ле весь разбит-то стоит,
Ой, Казань-реченька да-ле кровяна то-ле течет,
Ой, быстры ручейки да-ле слезяны

то-ле бежат,Ой, на крутом бережку лежат головы,
Лежат головы то-ле все солдатские»…

После второй песни идет третья, за ней четвертая. Мы слушаем и не можем наслушаться: «это все старинные песни, хорошие»… И когда певец наконец умолкает, снова и снова поднимаются вопросы о русском народном песенном репертуаре, о певцах, об особенностях поэтического языка традиционной песенной лирики. И о том, кто поет, и о том, как поют. И о том, как надо песни слушать, записывать и печатать.

Наговорившись досыта, приворачиваем к берегу — разводить очередной костер и стряпать ужин: у нас с собой под лавкой едет туесок с холодной вареной картошкой, хлеб и изрядный кусок жутко благоухающей печорской «соленой рыбки». Анна Михайловна наливает в жестяную кружку кипяток из большого, бывшего голубого, а теперь беспросветно-черного от несмываемой копоти дорожного чайника и, подводя итог нашей беседы, предлагает мне:

— Вот и напишите об всем этом» Тут есть над чем подумать.