Читаем Песни и люди. О русской народной песне полностью

4. Песни заклинальные, наиболее древние и потому редко встречаемые в старых и новых записях фольклористов, по замыслу их авторов, должны были помогать человеку в трудовом овладении природой и сношениях с невидимыми силами судьбы; заклинательные аграрные исполнялись в старой деревне обычно коллективно и носили характер четких, немногословных императивных обращений к объектам, от которых требовалось то или иное действие в пользу человека (к солнцу, земле, дождю, туче, радуге — «дай», «помоги», «вырасти», «согрей» и т. п.).

Других назначений у традиционной бытовой народной песни нет[2].

Хорошо! Четкие, непреходящие признаки могут дать понятие о жанре песни. А по каким соображениям можно назвать песню народной?

Соображений этих у фольклористов много, и не все онп совпадают друг с другом. Но как бы то ни было, один из первых критериев тут — верность национально-поэтическим традициям. Народна только та часть национального русского песенного репертуара, которую и сегодня, как прежде, составляют произведения, созданные коллективом, им принятые, обусловленные историческим опытом, бытом, переживаниями и эстетическими потребностями не одного, а целого ряда поколений. А сегодня при наименовании той или иной песни «народной» все это не всегда учитывается и заменяется представлением о популярности того или иного произведения, хотя бы оно не имело никаких идейно-художественных черт, свойственных традиционной народной песне. Фольклор по происхождению нередко смешивается сегодня с фольклором по бытованию, а бытование это порою весьма неустойчиво: и кратковременно, и ограничено в своем географическом диапазоне. Подлинная же народная песня, кроме ряда других характерных черт, должна обладать большой жизнеустойчивостыо, не ограниченной двумя-тремя десятилетиями, и более широким народным признанием. Поэтому какие бы репертуарные дополнения (закономерно обусловленные той или иной проходящей эпохой или специфическими интересами той или иной социальной группы) ни включались в песенный обиход советской деревни и города, как бы широко ни распевались какое-то время и ни включались бы в этот обиход, — сегодня они еще не «народные» песни: должно пройти определенное время для их признания.

Конечно, понятие «народная» песня постепенно меняется соответственно с изменениями того содержания, которое в разные эпохи вкладывается в понятие «народ». Песни, принесенные в репертуар деревни последними предреволюционными десятилетиями или созданные в нашем недалеком прошлом в качестве песенного «ширпотреба», дядя Ларион презирает. Но мы, сегодняшние фольклористы, не имеем права исключать их из нашего поля зрения. Эти песни должны записываться нами так же, как и традиционный репертуар. Они — тот новый слой массовой народной песенности, из которого, возможно, немало будет взято для народной песенной культуры будущего. (Ведь и сегодняшняя традиционная песня становилась «народной» не сразу — оттачивалась и отрабатывалась не десятилетиями, а веками). Но сегодня эти песни еще не народные.

А между тем их много. Самые разнообразные по качеству произведения (из которых очень большая часть, прожив некоторое время в репертуаре города или деревни, забылась и ушла из народного обихода) занимают страницы массовых песенников середины XIX — начала XX в., когда особенно обильно хлынула в народ волна песен, художественные качества которых далеко не всегда оказывались на должной высоте. Их родные правнуки — такого же поэтического достоинства, только на другие темы — сегодня звучат с эстрады, передаются по радио в качестве «народных» песен и путают представление слушателей о подлинном народно-песенном искусстве.

И возникает настоятельное желание — высвободить прекрасную традиционную народную песню из кучи шлака; разобраться в ее тематике, сюжетах, в том сложном пути, который она проложила в веках, украшая быт русского общества на различных этапах его исторического развития, передавая помыслы, чувства, социальные и личные переживания миллионов русских людей; подумать о том месте, которое она должна занимать в нашей художественной культуре сегодняшнего дня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука