И еще песня… И еще… За оконцем дома-терема над вечерней Мезенью медленно бледнеют краски долгого летнего северного заката. В раскрытые двери с реки плывет тишина, овеянная ароматами цветущих прибрежных лугов. И так хорошо гармонируют с нею негромкие мелодичные напевы этих протяжных песен, сбереженных и пронесенных северной деревней сквозь века.
Откуда пришли эти песни? Где и когда зародились?
— Дед
Для него. Но не для нас.
Некоторые ученые предполагают, что протяжные лирические песни той музыкально-поэтической традиции, в какой они были записаны за последние двести лет, должны были возникнуть довольно поздно, не раньше XV–XVI вв. Не оспаривая этого мнения, нельзя, однако, предположить, что у русских людей более ранних эпох не было никакой песенности, кроме репертуара обрядовых, игровых и плясовых, упоминания о которых имеются уже в летописях и существование которых тысячу лет тому назад, таким образом, доказано. Русские люди, несомненно, и во времена Киевской Руси, и на протяжении следующих столетий должны были как-то выражать свою душевную жизнь в песнях. Эти люди встречались, любили, расставались, устраивали семьи, могли изменять, страдать, надеяться, радоваться, ненавидеть — словом, переживать все то, что переживают сегодня на свой манер их праправнуки. А если были те же чувства — должны были быть и песни сходного содержания, сходного эмоционального наполнения. Песенной лирики — любовной, семейной — у древнего русского человека не могло не быть. И была она, вероятно, слишком общебытовым, общераспространенным явлением, чтобы на нее обращалось особое внимание. Поэтому о ней и не говорили, не упоминали в письменных памятниках, не оставляли следов в документах. Остались только в этой песне глубокая задушевность, гуманность, сочувствие к человеческой боли и к человеческой радости, характерные для русской народной песенной лирики во все века.
Какие конкретно были эти древние лирические песни, мы не знаем. Не знаем ни их напевов, ни текстов, ни поэтического языка. Записей ранее XVII века у нас нет. Но можно предполагать, что лирических тем у традиционной песни всегда было много: крестьянский труд, жизнь крестьянской семьи, быт и взаимоотношения родителей и детей. Позднее, как известно уже по записям, добавились темы рекрутчины, солдатчины, взаимоотношений с господами и начальством.
Какая тема прозвучала в народной лирике всего задушевнее, всего теплее? Очевидно, та же, что и в жизни: тема любви, то счастливой, то несчастной, то трагической.
— Про любовь-то красивее всего поется, — замечает дед Герасим, — вы «Душечку молодчика» слыхали ли где? Это уж пущай Иван Николаевич запевает.
И Иван Николаевич не отказывается. Он охотно придвигается к магнитофону, и мы слушаем, как «припоздным-поздно душечка молодчик», обернувшись голубем и перелетев через рощу, снова оборачивается парнем и теперь добивается у девушки ответа на извечный тревожный вопрос:
— Да только что любовь-то не всегда девке к счастью бывала, — вздыхая, говорит бабушка Татьяна, — в песне-то верно поется…
И частит скороговоркой без «голоса», т. е. без напева:
— На синём-то море да погодушка, во чистом поле — туман. В ретивом-то сердце да зазнобушка: зазнобил парень сердце, да зазнобил он и повысушил суше ветра, суше вехоря, да суше травки-то да шелковоей, подкошеной травки подсушеноей…