Песни и стихи. Том 1

Подал мне начальник лист, расписался, как умею,

Написал: «Рецидивист по фамилии Сергеев».

Это был воскресный день, я был усталым и побитым,

Но одно я знаю, одному я рад:

В семилетний план поимки хулиганов и бандитов

Я ведь тоже внёс свой очень скромный вклад.

УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС

Нам ни к чему сюжеты и интриги,

Про всё мы знаем, что ты нам ни дашь.

Я, например, на свете лучшей книгой

Считаю кодекс уголовный наш.

И если мне неймётся и не спится,

Или с похмелья нет на мне лица,

Открою кодекс на любой странице,

И не могу — читаю до конца.

Я не давал товарищам советы,

Но знаю я, разбой у них в чести.

Вот только что я прочитал про это:

«Не ниже трёх, не свыше десяти».

Вы вдумайтесь в простые эти строки,

Что нам романы всех времён и стран?

В них все бараки, длинные, как сроки,

Скандалы, драки, карты и обман.

Сто лет бы мне не видеть этих строчек,

За каждой вижу чью-нибудь судьбу.

И радуюсь, когда статья не очень —

Ведь всё же повезёт кому-нибудь.

И сердце бьётся раненою птицей,

Когда начну свою статью читать.

И кровь в висках так ломится, стучится,

Как мусора, когда приходят брать.

НО Я НЕ ЖАЛЕЮ

У меня было сорок фамилий,

У меня было семь паспортов,

Меня семьдесят женщин любили,

У меня было двести врагов.

Но я не жалею.

Сколько я ни стремился.

Сколько я ни старался.

Кто-нибудь находился,

И я с ним напивался.

Я всегда во всё светлое верю,

Например, в наш совейский народ.

Но не поставят мне памятник в сквере

Где-нибудь у Петровских ворот.

Но я не жалею.

Сколько я ни старался.

Сколько я ни стремился.

Всё равно, чтоб подраться.

Кто-нибудь находился.

И пою я всё песни о драмах.

Всё из жизни карманных воров.

Моё имя не встретишь в рекламах

Популярных эстрадных певцов.

Но я не жалею.

Сколько я ни старался.

Сколько я ни стремился,

Я всегда попадался

И всё время садился.

И хоть путь мой и длинен и долог,

И хоть я заслужил похвалу,

Обо мне не напишут некролог

На последней странице в углу.

Но я не жалею.

И всю жизнь мою колют и ранят —

Вероятно, такая судьба.

Но всё равно меня не отчеканят

На монетах заместо герба.

Но я не жалею.

ОШИБКА ВЫШЛА

Я был и слаб, и уязвим,

Дрожал всем существом своим,

Кровоточил своим больным, истерзанным нутром.

И словно в пошлом попурри,

Огромный лоб возник в двери

И озарился изнутри здоровым недобром.

Но властно дёрнулась рука:

— Лежать лицом к стене!

И вот мне стали мять бока

На липком топчане.

А самый главный сел за стол,

Вздохнул осатанело

И что-то на меня завёл,

Похожее на дело.

Вот в пальцах цепких и худых

Смешно задёргался кадык,

Нажали в пах, потом под дых, на печень, бедолагу,

Когда давили под ребро.

Как ёкало моё нутро,

И кровью харкало перо в невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу

Разделся донага,

В углу готовила иглу

Мне старая карга.

И от корней волос до пят

По телу ужас плёлся,—

А вдруг уколом усыпят.

Чтоб сонный раскололся?

Он, потрудясь над животом,

Сдавил мне череп, а потом

Предплечье мне стянул жгутом и крови ток прервал.

Я было взвизгнул, но замолк,

Сухие губы на замок,

А он кряхтел, кривился, мок,

Писал и ликовал.

Он в раж вошёл, знакомый раж,

Но я как заору:

Чего строчишь? Ану покажь

Секретную муру!

Подручный, бывший психопат,

Связал мои запястья,

Тускнели, выложившись в ряд,

Орудия пристрастья.

Я тёрт и бит, и нравом крут,

Могу вразнос, могу враскрут,

Но тут смирят, но тут уймут, я никну и скучаю.

Лежу я голый, как сокол,

А главный — шмыг да шмыг за стол,

Всё что-то пишет в протокол, хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,

Ослаб я и устал.

Ведь скоро пятки станут жечь,

Чтоб я захохотал.

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую — отвратно:

Мне в горло всунули кишку,

Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят,

По мне елозят, егозят,

Всё вызнать, выведать хотят, всё пробуют наощупь.

Тут не пройдут и пять минут,

Как душу вынут, изомнут,

Всё испоганят, изорвут, ужмут и прополощут.

Дыши, дыши поглубже ртом,

Да выдохни — умрёшь!

У вас тут выдохни, потом

Навряд ли и вздохнёшь.

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: «Ну, порядки!

У вас, ребятки, не пройдёт

Играть со мною в прятки.

Со мною номер не пройдёт

Товарищи-ребятки!»

Убрали свет и дали газ,

Доска ж какая-то зажглась,

И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.

Он стервенел, входил в экстаз.

Приволокли зачем-то таз.

Я видел это как-то раз — фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол.

Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол.

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался,

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,

Вот вижу я — спиртовку жгут.

Всё рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.

Где-где, а тут своё возьмут.

А я гадаю, старый шут,

Когда же раскалённый прут — сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,

Пот лился горячо.

Раздался крик и ворон сел

На белое плечо.

И ворон крикнул: «Невермор!»

Проворен он и прыток.

Напоминает — прямо в морг,

Выходит, зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,

Хотя для них я глуп и прост,

— Вам за пристрастный ваш допрос придётся отвечать.

Вы, как вас там по именам,

Вернулись к старым временам,

Но протокол допроса нам обязаны давать.

И я через плечо кошу

На писанину ту,

Я это вам не подпишу,

Покуда не прочту.

Мне чья-то жёлтая спина

Ответила бесстрастно:

А ваша подпись не нужна,