И я всегда ему приветливо
И очень скромно отвечал:
— Не брал я на душу покойников
И не испытывал судьбу,
И я ночами спал спокойненько
И весь ваш МУР видал в гробу.
И дело не было отложено,
И огласили приговор.
И дали всё, что мне положено…
Плюс пять мне сделал прокурор.
Мой адвокат хотел по совести
За мой такой весёлый нрав,
А прокурор просил всей строгости
И был, по-моему, неправ.
С тех пор заглохло моё творчество,
Я стал скучающий субъект.
Зачем же быть душою общества,
Когда души в ём вовсе нет?
БОДАЙБО
Ты уехала на короткий срок,
Снова свидеться нам не дай Бог.
А меня в товарный и на Восток
И на прииски в Бодайбо.
Не заплачешь ты и не станешь ждать,
Навещать не станешь родных.
Ну, а мне плевать, я здесь добывать
Буду золото для страны.
Всё закончилось, смолкнул стук колёс,
Шпалы кончились, рельсов нет.
Эх бы взвыть сейчас, жалко, нету слёз —
Слёзы кончились на земле.
Ты не жди меня, ладно, Бог с тобой,
А что туго мне, не тужи.
Только помни, не дай Бог тебе со мной
Снова встретиться на пути.
Срок закончится, я уж вытерплю
И на волю выйду как пить.
Но пока я в зоне на нарах сплю,
Я постараюсь всё позабыть.
Здесь леса кругом гнутся по ветру,
Синева кругом, как не выть?
Позади семь тысяч километров,
Впереди семь лет синевы.
НИНКА
Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою.
И если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я.
Постой, чудак, она ж наводчица.
Зачем? — Да так, уж очень хочется.
Постой, чудак, у нас компания,
Пойдём в кабак, зальём желание.
Сегодня вы меня не пачкайте,
Сегодня пьянка мне до лампочки.
Сегодня Нинка соглашается,
Сегодня жизнь моя решается.
Ну и дела же с этой Нинкою!
Она ж жила со всей Ордынкою.
Да с нею спать — ну, кто захочет сам?
А мне плевать, мне очень хочется.
Сказала — любит, всё замётано.
Отвечу рупь за сто, что врёт она.
Она ж, того, ко всем ведь просится…
А мне чего, мне очень хочется.
Она ж хрипит, она же грязная,
И глаз подбит, и ноги разные.
Всегда одета, как уборщица.
Плевать на это, очень хочется!
Все говорят, что не красавица,
А мне такие больше нравятся.
Ну что ж такого, что наводчица?
А мне ещё сильнее хочется.
ВОТ ГЛАВНЫЙ ВХОД
Вот главный вход. Но только вот,
Упрашивай, — я лучше сдохну.
Вхожу я через чёрный ход,
А выходить стараюсь в окна.
Не вгоняю я в гроб никого,
Но вчера меня тепленького
(Хоть бываю и хуже я сам)
Оскорбили до ужаса.
И плюнув в пьяное мурло,
И обвязав лицо портьерой,
В объятья к милиционеру.
И меня окровавленного,
Всенародно прославленного,
Прям, как был я в амбиции,
Довели до милиции.
И кулаками покарав,
И попинав меня ногами,
Мне присудили крупный штраф
За то, что я нахулиганил.
А потом перевязанному,
Несправедливо наказанному
Сердобольные мальчики
Дали спать на диванчике.
Проснулся я — ещё темно —
Успел поспать и отдохнуть я.
Я встал и, как всегда, в окно,
Но на окне — стальные прутья.
И меня патентованного,
Ко всему подготовленного
Эти прутья печальные
Ввергли в бездну отчаянья.
А рано утром — верь не верь —
Я встал, от слабости шатаясь,
И вышел в дверь. Я вышел в дверь!
С тех пор в себе я сомневаюсь.
В мире тишь и безветрие,
Чистота и симметрия.
На душе моей гадостно,
И живу я безрадостно.
МЫ ВМЕСТЕ ГРАБИЛИ
Мы вместе грабили одну и ту же хату,
Проникли вместе в одну и ту же дверь,
И мы с ним встретились, как два молочных брата,
Друг друга не видавшие вообще.
Нас вместе переслали в порт Находку,
Меня отпустят завтра, отпустят завтра их,
Мы с ними встретились, как три рубля на водку,
И разошлись, как водка на троих.
Как хорошо устроен белый свет,
Меня вчера отметили в приказе —
Освободили раньше на пять лет, на пять лет,
И подпись: Ворошилов, Георгадзе.
За хлеб и за воду и за свободу
Спасибо нашему совейскому народу.
За ночи в тюрьмах, допросы в МУРе
Спасибо нашей городской прокуратуре.
Да это ж математика богов —
Меня лет на двенадцать осудили,
У жизни отобрали семь годов,
И пять теперь обратно возвратили.
За хлеб и за воду и за свободу
Спасибо нашему совейскому народу.
За ночи в тюрьмах, допросы в МУРе
Спасибо нашей городской прокуратуре.
КАТЕРИНА, КАТЯ, КАТЕРИНА
Катерина, Катя, Катерина,
Всё в тебе, ну всё в тебе по мне.
Ты, как ёлка, стоишь рубь с полтиной,
Наряди — повысишься в цене.
Я тебя одену в пан и в бархат,
В пух и прах и в Бога душу…вот!
Будешь ты не хуже, чем Тамарка,
Что лишил я жизни прошлый год.
Ты не бойся, Катя, Катерина,
Наша жизнь, как речка, потечёт.
Что нам жизнь — жизнь наша малина,
Я ведь режу баб не каждый год.
Катерина, хватит сомневаться,
Разорву рубаху на груди —
Вот и всё! Поехали кататься!
Панихида будет впереди.
ТАК ОНО И ЕСТЬ, СЛОВНО ВСТАРЬ
Так оно и есть, словно встарь, словно встарь —
Если шёл вразрез на фонарь, на фонарь.
Если воровал, значит, сел, значит, сел,
А если много знал — под расстрел, под расстрел.
Думал я, наконец, не увижу я скоро
лагерей, лагерей.
Но попал в этот пыльный расплывчатый город
без людей, без людей.
Бродят толпы людей, на людей непохожих,
равнодушных, слепых.
Я заглядывал в чёрные лица прохожих,
не своих, не чужих.
Так зачем проклинал свою горькую долю —
видно, зря, видно, зря.