Песни и стихи. Том 2

Почему-то в связи с этим мне вспоминаются Набережные Челны. Тогда не только мы впервые приехали в этот город, но и оказались вообще первым театром, приехавшим туда. Мы показывали там спектакли, нас принимали хорошо — те самые съехавшиеся со всего света люди, которые, как рассказывал уже Любимов, выставили вдоль всей улицы магнитофоны, когда мы шли в гостиницу. Руководство города попросило Любимова дать, кроме спектаклей, концерт, мол, театр театром, а в концертах мы тоже разбираемся — у нас Зыкина выступала. Короче — давайте Высоцкого. Но всё это называлось концертом театра на Таганке. Был сооружён колоссальный шатёр, и получился такой зал тысячи на три зрителей, со стенами высотой метров в пять. Снаружи стены мгновенно обросли лестницами, так что полон был не только зал — полны были и эти высоченные стены. Все хотели культурного развития. А мы, как и обещали, решили выдать лучшие силы. Вышла «известная вам по многим кинофильмам» Демидова, стала читать Блока. В зале — мрачный скепсис. Ушла. Следующий — не приняли. Ушёл. Выхожу я — мне уже прямо говорят: «A-а! Давай отсюдова…» Мне показалось это хамством. И вдруг вышел Володя, отодвинул меня и наступила… не просто тишина… Они словно вобрали в себя всю свою предыдущую жизнь — одним движением диафрагмы, одним вздохом, — они увидели его… и он сказал — совсем другим тоном, чем мы привыкли слышать: «Если вы, такие-сякие (он им интонацией это уточнил) сейчас же не замолчите, я вас уважать не буду, выступать не буду, потому что вы сейчас обидели не только моих ближайших друзей, но и артистов высочайшего класса, вы обидели… И перечислил одного, другого, третьего… И нам: «Ребята, продолжаем…». Тишина настала мёртвая, все чуть не плакали от расстройства, илица вдруг стали видны!

Ну, прочёл я Маяковского, потом пел Золотухин. Но чувствую, в зале хоть и молчат, но идёт оттуда какой-то напор: давай, давай быстрее, слышали уже, знаем, дальше, дальше… А потом вышел Володя. Я даже не стал его особенно и объявлять — сказал: «Теперь выступает Вла…» и — лавина аплодисментов, криков! Мы приросли с Золотухиным к кулисе и смотрели в прорезь на лица…

Дело даже не в том, что понимали его по-разному, и даже не в том, что понимали вообще. Просто тогда до нас дошло вот что. Внешне реакция на его песни выражается в каком-то рефлексном, балдёжном, как говорят сейчас, состоянии — от одного звука его голоса. Но причина-то, конечно, глубже, чем «свой парень», мужественный и всё такое. А есть, видно, какое-то всечеловеческое свойство: потребность надышаться воздухом жизни. И в его песнях есть этот воздух, которого так иногда не хватает в нашей сложной и подчас несимпатичной жизни.

В его песнях, даже помимо мыслей, в них заложенных, есть какой-то трудно понимаемый рационально витамин. Мужикам он придаёт потребность оставаться мужиками, женщинам, детям, старым и молодым он даёт этот витамин веры в жизнь и необходимость оставаться честным до конца.

Не знаю, чем объяснить всё это ещё, только лица в зале стали лицами людей, которые понимают, что такое Рафаэлева Мадонна, они высветлились… Потом кончился концерт, мы вышли и — незабываемое зрелище — автобус, в котором сидел Высоцкий, подняли на руках. Спокойно и легко. Вот таким было отношение народа к нему.

В заключение хочу сказать, какая это печальная ноша — обладать известностью в связи с Владимиром Высоцким. Это замечательно, что у нас есть возможность рассказать о нём. Не врать, не говорить из вторых уст, а говорить то, что я сам знаю, что я видел. Но очень печально, что мы становимся знаменитыми за счёт великого человека. Гораздо естественнее было бы, если б его известность и его величие были бы спокойно зафиксированы там, где он должен быть представлен людям, которым пел и сочинял. Хотя слова одного из любимых старших друзей Высоцкого были таковы: «Мы низко клянаемся городу Москве, так сумевшему проводить в последний путь поэта, который всю жизнь пел своим голосом».

… Никогда так не было — проходят месяцы, а мы связаны и мыслью, и памятью, мы все прикованы к Володе. Только с любимым человеком можно быть так близко и так долго. Я не хочу здесь разделять никого; мне кажется, что всяческое присвоение памяти его друзьями и близкими уже несправедливо, поскольку своим уходом он нас всех соединил. Мы все должны быть счастливы, что жили и живём в эпоху Высоцкого — это факт.

Похороны В.Высоцкого

Один из последних портретов В.Высоцкого

БАРДЫ О В.ВЫСОЦКОМ

ЛИЧНОСТЬ, СУДЬБА, ПЕСНИ

Один знакомый мне говорил: «Заладили: «бард, бард» — во-первых, это был замечательный актер.»

Другой мне сказал: «Музыка у него, по-моему, не очень, а вот стихи — это да. Хороший поэт.»

Ю.Любимов, открывая панихиду, начал так: «Есть такое слово — «бард». Конечно он прав. Во-первых, всё-таки бард.

Хотя и это для Высоцкого тесно. Да и вообще, привычные определения — талантливый, выдающийся, художник, мастер — не сливаются с его именем.

Я бы сказал, Высоцкий — это явление.