Песни каторги

 Привелось мне, доброму молодцу,
 Ехать мимо каменной тюрьмы.
 На тюремном-то на белом окошечке
 Сидел добрый молодец:
 Он чесал свои русы кудерушки,
 Частым белым гребешком.
 Расчесавши свои русы кудерушки,
 Сам восплакал слезно и сказал:
 «Вы подуйте-ка, буйны ветры,
 На родиму сторону!
 Отнесите-ка вы, ветры буйные,
 Моему батюшке низкий поклон,
 Как моей родимой матушке челобитьице!
 А жене молодой вот две волюшки:
 Как первая воля — во вдовах сиди,
 А вторая воля — замуж пойди!
 На меня-то, молодца, не надейся,
 У меня-то, молодца, есть своя печаль непридумная:
 Осужден-то я на смертную казнь,
 К наказанью ль кнутом да не милостному [33]

.

VII

 Ты не пой-ка, не пой, млад жавороночек,
 Сидючи весной на проталинке,
 На проталинке — на прогалинке.
 А воспой-ка, воспой, млад жавороночек,
 Воспой-ка, воспой при долине.
 Что стоит ли тюрьма,
 Тюрьма новая,
 Тюрьма новая, дверь дубовая;
 Что сидит ли там, сидит добрый молодец,
 Он не год сидит, он не два года,
 Сидит ровно семь годов.
 Заходила к нему матушка родная!
 «Что я семь-то раз, семь раз выкупала,
 Что и семь-то я, семь тысяч потеряла,
 Что осьмой-то, осьмой-то тысячи не достало».

VIII

Сад ли мой, садочек,
Сад зеленый виноград!
Отчего садик поблек? —
В саду Ванюшка гулял,
Красных девок забавлял,
Во победушку попал,
Во победу, во нужду:
В крепку каменну тюрьму.
Под окном Ваня сидел,
С конем речь говорил:
«Ах ты, конь мой вороной,
Конь, добра лошадь моя!
Ты не выведешь меня
Из победы, из нужды,
Из крепкой каменной тюрьмы».
Как солнце на восход, —
Ведут Ваню на допрос.
Поперед палач с плетьми,
Позаде жена с детьми
Уливается слезами.
«Ах ты, женушка моя!
Жена, барыня моя!
Чем дарила палача?» —
Со белой шеи платком,
Со правой руки кольцом. —
Красно солнце на закат,
Ведут Ванюшку назад.

Сопоставляя эти песни рядом, мы видим в них разительное сходство в основных мыслях: одна служит основанием другой. Если источник этих песен лежит в думах заключенников русских тюрем (где они, по всему вероятию, и придуманы), то, тем не менее песни эти любимые и у сибирских арестантов. Одна песня (№ IV) даже до такой степени освоилась в Сибири, что ее там признают все за свою, называют сибирскою национальною и знают ее и поют все, начиная с тюремных казарм и крестьянских изб и кончая богатыми кабинетами и гостиными богатых купцов и золото- промышленников. Эта — одна из самых известных и распространенных песен в Сибири, несмотря на то, что коренной сибиряк вообще петь не охотник, мало знает песен и почти ни одной своей не придумал. Сибирскою можно назвать упомянутую песню разве потому только, что сибиряки несколько изменили напев, отличающийся от русского боль- шею тоскливостью (к тому же он и растянутее). Творчество в Сибири, по-видимому, не шло дальше того, что завещано Россиею, и остановилось, удовлетворенное старыми русски- ми образцами. Взамен того, в Сибири заметно явление противоположного свойства: там из готового материала составляются новые песни, в которых начало взято из одной, конец приставлен из другой. Эта перетасовка и перекройка стихов — дело обычное у арестантов, примеры мы укажем ниже. Вот, между прочим, один, отвечающий сразу трем песням, помещенным нами под №№ III, IV и V. В России III песне отвечает следующая, очень распространенная: