Песни мертвого сновидца. Тератограф

Традиционная готическая техника. Определенного рода люди и тем более определенного рода писатели всегда воспринимали мир вокруг в готической манере — в этом я практически уверен. Возможно, на свете когда-то жил маленький обезьяночеловек, который, узрев доисторическую молнию в доисторической ночной тьме без дождя, почувствовал, как его душа одновременно вздымается и падает при виде этой возвышенной и ужасающей борьбы. Кто знает, возможно, именно такое зрелище стало вдохновением для первых плодов воображения, не связанных с повседневной жизнью и суровым выживанием. Не потому ли все первобытные мифологии человека — готические, то есть страшные, фантастические и бесчеловечные? Я только задаю вопрос, вы видите. Возможно, во время своих ежегодных миграций по бесприютным пейзажам из скалистых утесов или по скелетным пустошам из зазубренных льдов наши шерстистые переваливающиеся предки по ночам жались в тени, усеченной луной, а страшные раскаты громовых ужасов пронизывали их насквозь, в абстрактном смысле слова, конечно. Эти древние создания не сомневались, что существует иной мир, устрашающий, фантастический и бесчеловечный, ведь ему даже не нужно было выставлять свою реальность напоказ перед ними, они чувствовали ее в своей крови. Наивные, легковерные создания! И по сей день страшное, фантастическое и бесчеловечное держит наши души в крепкой хватке. Это воистину бесспорно.

Поэтому у традиционной готической техники даже для современного писателя есть два главных преимущества. Во-первых, отдельные сверхъестественные случаи не смотрятся глупо в готическом рассказе, в отличие от реалистического, ибо последний подчиняется жесткой школе реальности, тогда как первый признает лишь университет снов. (Конечно, весь готический рассказ может показаться нелепым отдельным читателям, но это уже вопрос темперамента, а не техники исполнения.) Во-вторых, готическая история остается в разуме читателя с упорством, не свойственным любому другому виду повествования. Конечно, она должна быть правильно исполнена, вне зависимости от того, что вы сами подразумеваете под словами «правильно исполнена». Значит ли это, что Натан должен жить в монументальном замке, больше похожем на тюрьму, в таинственном пятнадцатом веке? Нет, но он может жить в замкообразном небоскребе, больше похожем на тюрьму, в столь же таинственном современном мире. Значит ли это, что Натан должен быть мятущимся и мрачным готическим героем, а мисс Макфикель — неземной готической героиней? Нет, но в психологии нашего героя может появиться чуть больше одержимости, а мисс Макфикель может казаться ему не образцом нормальности и реальности, а воплощением чистого, подлинного Идеала. Реалистическая история верна нормальности и реальности, а мир готического повествования, напротив, фундаментально аномален и ирреален, сущности волшебства, вечности и глубины в нем настолько сильны, что реалистическому Натану они бы не явились даже в его снах. А потому не будем лукавить: чтобы создать правильный готический рассказ, автор должен обладать чертами воинственного романтика, который излагает сюжет волнующим, полным грез языком. Отсюда берет начало известная напыщенность риторики, свойственная готическому повествованию, но для сочувствующего читателя она — не просто надувной плот, на котором воображение плывет, как ему вздумается, по волнам высокопарности, но скорее паруса души готического художника, раздуваемые ветрами экстатической истерии. Поэтому трудно рассказать кому-то, как писать готический рассказ — с этим даром нужно родиться. К сожалению. Можно лишь предложить ученикам уместный пример: готическую сцену из «Романса мертвеца» Джеральдо Риджерини, переведенную с родного ему итальянского языка. Эта глава называется «Последняя смерть Натана».